Ахилла

Томаш Галик (род. 1948) — чешский философ и богослов, католический священник. Профессор Пражского университета. Лауреат Темплтоновской премии, почетный доктор Оксфорда. Предлагаем вашему вниманию отрывок из книги Галика «Ночь Исповедника», Глава 1. Перевод на русский с украинского — Эдуард Бердник.

***

«И сказали Апостолы Господу: умножь в нас веру. Господь сказал: если бы вы имели веру с зерно горчичное и сказали смоковнице сей: „исторгнись и пересадись в море“, то она послушалась бы вас» (Луки 17:5-6).

Неожиданно, этот текст прозвучал для меня совсем иначе, нежели в его уже такой привычной интерпретации.

Иисус говорит нам: почему просите у меня много веры? А может ваша вера слишком «велика»? И только тогда, когда уменьшится, станет незаметной как горчичное зерно, даст плоды и явит свою силу.

Маленькая, незаметная вера не есть только плод греха, «маловерья». «Маленькая вера» бывает такой, что имеет в себе больше жизни и правды, нежели «большая». В этом контексте нужно вспомнить и то, что зерно, если не умрет, не даст плода, и поэтому вера в жизни человека тоже должна переживать умирание, радикальное уменьшение, ибо именно такой кризис и может стать благоприятным для нее моментом, ведь по парадоксальной логике Евангелия, потеря есть приобретение, а умаление — открытость для силы Бога внутри нас.

Возможно, много привычных для нас «деяний ради Бога» мы слишком опрометчиво называли Божьими, а они человеческие, слишком человеческие. И только если их уменьшить, тогда то, что в них и правда есть Божьего, сможет воплотиться. (..)

Постоянно раздумывая, не только про христиан, которые уже освоились в «церковной атмосфере», но и про тех людей, которые пребывают в духовном поиске вне церкви, я спрашивал себя — не задолжали ли мы им той самой «малой как горчичное зерно» веры, и давали им камень вместо хлеба?

Я не имею в виду упрощенное, как бы простое, наивное, непритязательное христианство, и даже не про романтичное или фундаменталистское «возвращение к истокам» — скорее наоборот!

Я убежден, что именно вера, переплавленная в огне испытаний, освобожденная от тяжести всего «слишком человеческого», станет более стойкой перед постоянным искушением упрощения, вульгаризации, обесценивания.

Противоположной маленькой вере которую я имею в виду, есть «наивная вера», которая непринужденно собирает «достоверные факты», идеологические конструкции, вплоть до того момента, когда за деревьями религии уже не будет видно леса веры, ее глубины и таинственности.

Образ леса — это удачная метафора таинства веры, лес — просторный, многообразный, непредсказуемый, постоянно разрастающаяся симфония природы, в которой можно заблудиться, в которой можно найтись.

«Маленькая вера» — это не «легкая вера». (..)

Иоанн Креста учил, что нужно дойти до грани наших человеческих «духовных сил», разума, памяти, воли, и только тогда, когда осознаем, что наше положение безвыходно, родится настоящая вера, любовь и надежда.

Должна ли наша вера так, как и Господь, — много пострадать, быть распятой, умереть — и только тогда воскреснуть?

Почему вера страдает? Чем она распята? (..)

Вера в своей первичной наивности, в том виде, в котором рано или поздно должна умереть, страдает от многогранности жизни. Ее крестом является то, что в реальности не все делится на черное и белое, реальность парадоксальна, она не укладывается в систему простых правил, запретов и приказов. Реальность — скала, о которую часто разбивается наивная вера.

Но разве это «разбитие» наивной веры не имеет то же значение и результат, как снятие с ореха скорлупы — ведь только после этого можно добраться до ядра?

Для многих людей их «простая вера» и производная от нее «простая мораль» попадают в серьезный кризис тогда, когда сталкиваются с трудными жизненными ситуациями (..), когда каждый выбор несет с собой множество «но»! Это вызывает «религиозное потрясение», волну сомнений — именно то, с чем этот вид веры не способен сосуществовать.

Некоторые верующие, которые неожиданно для них самих начинают сомневаться, отступают перед этим «барьером», назад к ожидаемой безопасности «новоначальной веры», вплоть до детской стадии своей веры, или некоей имитации церковного прошлого.

Такие люди часто ищут убежище в сектанстве. Разные «группы» предлагают им среду, в которой они могут на короткое время, через экзальтацию (плач, аплодисменты), избавиться от тревоги, пережить психологическое возвращение к языку бессознательного (детского лепета), а присутствие людей со схожими взглядами может усыпить, успокоить…

Другие «общины» предлагают разнообразнейшие образчики церковного прошлого — пытаются симулировать мир «простого благочестия», «не испорченный современностью» тип богословия, богослужения, «духовности» прошлых веков.

Но и тут действует правило: «В одну реку дважды не войти». Чаще всего выходит так, что все сводится к «романтической игре» — попытке войти в мир, которого уже не существует. Попытки «сжиться» с иллюзией могут сопровождаться постоянным притворством перед собой и перед другими.

Стремление взрослого войти в комнатушку своей детской веры, или вернуться к восторженности новоначального одинаково безрассудны, это как попытка преодолеть границы времени (..).

Построенная таким способом община — это не место «традиционного народного благочестия», даже не средневековый монастырь — на самом деле это всего-навсего проекции наших представлений о том как все выглядело, когда мир и церковь были «еще в порядке», они жалкая и смешная карикатура прошлого.

Фундаментализм — болезнь веры, что хотела найти опору перед трудностями жизни в тенях прошлого: фанатизм, который часто идет рука об руку с фундаментализмом, — только реакция на дальнейшее разочарование, на горькое (неосознанное) ощущение, что на самом деле дороги назад не существует.

Религиозная нетерпимость — плод зависти к другим, к тем, кто пребывает вовне, зависть, что выходит из сердца, полного горечи, которое не желает признать недовольства собственным «духовным домом». У них нет сил ни изменить этот дом, ни даже его покинуть — поэтому так отчаянно льнут к нему, стараясь убрать из поля зрения все, что напоминало бы им про возможные альтернативы. Проекцию своих собственных неразрешенных сомнений они переносят на других — и таким образом с ними (проекциями сомнений) воюют.

Много форм веры, что кажутся большими, крепкими, на самом деле только громоздкий панцирь, за которым скрывается страх безысходности.

Вера, что прошла через огонь испытаний, даже если отступит назад, конечно, потеряет много того, с чем она себя отождествляла, того, к чему привыкла. Много из того, что «на поверхности», сгорит. Но новое качество, новую зрелость этой веры можно будет узнать по такому признаку — она больше не будет «во всеоружии», а скорее приблизится к той «голой вере», про которую говорят мистики, поэтому не будет воинственной, высокомерной, нетерпимой по отношению к другому. Поэтому, противопоставленная вере «большой» и «сильной», она может выглядеть маленькой, незаметной — как горчичное зерно, как ничто. (..)

Хочу завершить эти размышления молитвой:

«Господи, если наша религиозность огрубела от нашей уверенности, отчерпни с нашей „великой веры“. Возьми у нее все то, что слишком человеческое, и дай нам веру Божию! Дай нам, если есть на то воля Твоя, лучше малую веру, такую как зерно горчичное, малую — и полную Твоей силы!»

Иллюстрация: священник Томаш Галик/фото: ЧТК

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: