Ахилла

Из пресс-релиза издательства:

10 августа 2022 года в русскоязычном книжном издательстве Sandermoen Publishing в Швейцарии вышла книга Юлиана Беттера «Дитя ГУЛАГа».

Книга Юлиана Беттера «Дитя ГУЛАГа» — рассказ о ребенке, попавшем в жернова бездушной карательной машины, — панорамная картина эпохи. От фигуры маленького Юлика, как от камня, брошенного в воду времени, расходятся круги событий мирового масштаба и судеб отдельных людей.

У этой книги было мало шансов выйти в свет. Ее автор, Юлиан, родился в 1937 году в печально известной Бутырке за четыре дня до расстрела своего отца, польского коммуниста. Его мать, осужденная по 58 статье, чудом выжила после тяжелых родов. В скитаниях по лагерям и детским учреждениям ГУЛАГа среди голода, холода и болезней крошечный Юлик много раз оказывался на грани жизни и смерти. Но ему и его маме невероятно повезло: через семь лет они все же обрели свободу и даже вернулись в Польшу, где Юлиан закончил школу и университет, обретя специальность химика. Позже Беттер был вынужден покинуть Польшу и эмигрировал в Швецию. Так что несмотря ни на что у книги счастливый конец!

Первоначально книга была издана на польском языке, затем в сокращенном варианте она была опубликована на шведском и несколько лет подряд удерживалась в Швеции в рядах бестселлеров.

Юлиана Беттера приглашали выступать в шведских школах, и он был поражен, с каким неподдельным интересом его слушали подростки, внимание которых, казалось бы, привлечь рассказами о детстве в тюрьме не так просто, если это не инфографика с комиксами.

Книга предназначена для всех интересующихся историей репрессий в СССР, а также для широкого круга читателей.

Но прежде всего, книга Юлиана Беттера — это убедительный призыв к решительному противостоянию с темными — вновь завладевшими ситуацией в России — силами.

Предлагаем вашему вниманию главу из книги Юлиана Беттера «Законы тайги»:

Кроме холода нас мучил постоянный голод. Это чувство знакомо мне с рождения, а в детдоме оно преследовало меня с утра до вечера, уже с завтрака, который я даже вспомнить не могу. Сохранилась только одна картина: перед спальней у самой лестницы стоят две женщины с корзинами нарезанного хлеба. Вокруг них выстроилась кучка детей. Женщины швыряют ломти хлеба в воздух, как бросают корм курам. Мы ловим этот хлеб и тут же разбегаемся по углам как можно дальше друг от друга, опасаясь, что кто-то может отобрать вожделенный кусочек, хотя таких случаев я не помню.

С самого утра нас интересовал только обед. Малыши, пинаясь и толкаясь локтями, толпились у приоткрытых дверей кухни, которая находилась этажом ниже, чтобы увидеть, что там делается. Кухарки с криком разгоняли нас и хлопали дверями. Однажды повариха опустила сито в огромный котел и переложила сцеженную крупу в отдельную миску. Никто не сомневался: сегодня в жиденьком, как обычно, супе на самом дне будет всего несколько зернышек крупы.

В другой раз мы уловили необычный запах из кухни. Те, у кого был хороший обзор от кухонных дверей, сообщили, что там жарят котлеты. Но никаких котлет нам не досталось. Исчезновение каши и котлет было для меня огромным разочарованием. Именно поэтому я запомнил эти два своих появления в столовой и еще одно, последнее, но уже по другой причине.

Нас, малышей, бессовестно обкрадывали, и мы это хорошо понимали. Об ужине не было и речи, и мы ложились спать сразу после обеда. Слова «протест» мы не знали, да и кто бы нас защитил? Работники детдома знали, что наши родители отбывают многолетние сроки, если они вообще еще живы. К тому же в русской культуре есть нечто, что склоняет людей к смирению с судьбой. Мотив покорности судьбе можно найти и в русских песнях, и в литературе. В песне «Прифронтовой лес» есть такие слова:

Но пусть и смерть в огне, в дыму,

Бойца не устрашит,

И что положено кому —

Пусть каждый совершит.

В своих лохмотьях мы мерзли даже летом, а в солнечные дни в спальне было холоднее, чем на улице. В один погожий, но ветреный день я обошел дом в поисках уголка, где бы меньше дуло. И такое тихое место я нашел — рядом с лестницей, ведущей в кухню. Судя по всему, она находилась на западной стороне, потому что я видел солнце, которое клонилось к горизонту и еле согревало, а значит ветер дул с востока, с Уральских гор. Так что сейчас я могу предположить, что фасад здания выходил на север, но тогда я не знал сторон света.

Время от времени кто-то выходил из кухни за поленьями или к маленькой каморке, служившей складом. Я сидел там довольно долго, ужасно голодный, ничего особо не ожидая. Проходившая мимо кухарка вдруг остановилась, поглядела на меня и, возвращаясь из кухни, дала мне кусочек хлеба. С тех пор я часами просиживал на этих ступеньках. Времени у меня было навалом, а если везло, то кто-нибудь из сновавших туда-сюда работниц, сжалившись, кричал: «Этот малыш снова тут сидит, дайте ему кусок хлеба!» Это были те же женщины, которые вынимали крупу из нашего супа. Видимо, красть за закрытыми дверями проще, чем смотреть в глаза голодному ребенку.

Что значил для меня этот кусок хлеба? Кто может сказать, сколько хлебных крошек сохранило мою жизнь? Ведь я не просто хотел есть — я голодал. В таких детдомах дети голодали и умирали от голода. Каждый мой день мог стать последним. Жизнь как огонь: один раз погаснув, он больше не возгорится, как ни подбрасывай в него хворост. Я не помню, сколько раз кухарки давали мне хлеб. Главное, что это случилось, возможно, в самый тяжелый момент, когда огонь моей жизни еле-еле теплился. И я за это им благодарен.

Слава Богу, конкурентов у меня не было, и я ни с кем не делился своим открытием. Наоборот, я старался проглотить эти ломтики хлеба как можно скорее и все время озирался, опасаясь, что кто-нибудь меня увидит и догадается, почему я сижу у входа в кухню. Так поступают детеныши волка или лисицы: они испуганно оглядываются по сторонам, когда едят, а расслабляются и играют только в присутствии родителей. Кто меня учил этой хитрости? Никто. Мы все вели себя как голодные зверюшки. В лагерях взрослые заключенные по мере сил помогали друг другу, но в нашей детской реальности царили совсем другие, неписаные и неосознанные законы — законы тайги.

Варлам Шаламов был прав, когда писал: «Лучший способ деморализации души — холод». Я добавлю — и голод. Шаламов имел в виду взрослых, но по своему опыту могу сказать, что голод сковывает льдом и детские души.

На игры или беготню у нас не хватало сил, но драк или ссор тоже не было. Игрушек нам не давали, взрослые нами не занимались. Я даже не знал, кто наши воспитатели. Впрочем, мы всегда одинаково реагировали на их появление — разбегаясь от них как можно быстрее. Первыми убегали дети постарше, за ними малыши. Никого не интересовало, кого и за что бьют. Главное — успеть укрыться на нижнем этаже.

ОБ ИЗДАТЕЛЬСТВЕ

Книжное издательство Sandermoen Publishing — швейцарская компания, публикующая книги с 2014 года. Ее основательница и владелица Анна Сандермоен — автор получившей широкую известность автобиографической книги «Секта в доме моей бабушки», вышедшей в этом же издательстве в 2020 году. Издательство специализируется на выпуске эмигрантской литературы, преимущественно русскоязычной.

Важной частью своей миссии издательство видит предоставление площадки для авторов, чьи книги являются яркими свидетельствами событий, происходивших и происходящих в современной истории, в частности в России и странах СНГ. Находясь внутри системы жестких идеологизированных культурных кодов, многим авторам сложно осознать и осмыслить травматический опыт жизни в тоталитарных странах. Но оказавшись за пределами родины, авторы благодаря дистанции и интеграции в другие культуры обретают способность переосмыслить свое прошлое и увидеть его в новом свете. Этому посвящены практически все книги издательства Sandermoen Publishing.

Один из слоганов издательства Sandermoen Publishing: Книги на русском, невозможные в России