Ахилла

Из частного письма господину К.

…Однако я попробую зайти с другой стороны, сказать о том, что лично для меня неприемлемо в современной околомонастырской субкультуре.

Казалось бы, монашество — прямой путь к святости, к стяжанию Небесного Царства в собственном сердце ещё на земле. Собственно и канонизируют у нас в основном монахов да мучеников, совсем редко встречаются миряне, и сколько из их числа ещё нужно вычесть юродивых и благоверных князей (так же недоступный для обычного человека путь). Выходит замкнутый круг: монашество свято, ибо только оно и канонизируется Церковью, а решения о канонизации принимаются в основном монахами.

Но есть один запах, который отталкивает от монашества лично меня. Это запах страха.

Искушение это заложено в самой природе монашества. Его сравнивают с больницей (реанимацией) или как сегодня модно — с духовным спецназом. Но в задачи медика входит предупреждение всяческих инфекций, нарушения диет и прочих опасных для здоровья вещей. Профессионализм спецназовца — подозревать врага, террориста или иностранного шпиона, ведь «Альфу» на пустяки не вызывают.

В монашеских книгах, особенно агиографических, можно встретить упоминания и о неземной радости. Обычно она сопровождает явления монахам святых, иначе берегись — прелесть! Но как же обещанное апостолом Иоанном: «совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви» (1 Ин. 4, 18)? В этом случае привычнее указать привычному церковному человеку, что он «хуже всех», и значит по определению несовершенен. Ладно, пусть несовершенен я. Но меня любит Бог, и Его любовь точно совершенна.

Ещё один парадокс: человек уходит в монашество, ибо боится Страшного Суда. Он постится (не про него значит сказано «не могут сыны чертога брачного поститься, когда с ними Жених») и кается — точнее оцеживает мельчайших комаров, греховные помыслы. Получается плохо, к тому же «царицы келий» — гордость и уныние — также далеко не отходят. Что же делать? Всю жизнь переживать падения, «держать ум во аде и не отчаиваться». Тем более святые люди описывают иногда чудовищные мытарства, положенные за самые мелкие проступки, вроде украденных в детстве трех кусочков сахару. (Элиаде и Юнг нервно хмыкают в сторонке.)

Однако как же быть с обещанием Спасителя: «слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь»? (Ин. 5, 24) Кому верить, как не Богу, произнесшему эти слова? Для того, кто «в мерцающем режиме» то верит, то сомневается, вероятно, актуален разговор о мытарствах. Но разве я сомневаюсь в Боге? Разве не молюсь? И ответом опять может быть только нагнетание страха: да ты веришь, как бесы, которые «трепещут», дел сотворил мало, и за это тебе Господь скажет, что не знает тебя… Как поспорить? Страшно!

Из этой грибницы растут и страхи остальные — апокалиптические, страхи осквернения (ИНН, биочипов, прививок, Восьмого Вселенского собора). Как будто кому-то удастся «проспать» конец света! Если придут и потребуют отречения от Христа — не отрекусь, всего-то и дело.

И особенно страхи перед бесами. Невидимое зло, обитающее повсюду, диктующее мысли человеку! (Стоит посмотреть на Ютубе учебные видео о шизофрении, ужас в глазах того, кто слышит в голове посторонние голоса.) «Как?! Вы не верите в бесов?» Допускаю их существование (изгонял же кого-то Спаситель и апостолы), однажды, кажется, даже сподобился видеть одержимого. Но в собственной жизни назойливого «шёпота» бесов как-то не замечаю и непрестанного диалога («изыди!» + 50 поклонов) с ними не веду. «Как? Ты не видишь бесов — значит слепо ходишь по их воле! Живо на отчитку! Такому, как ты, с первого раза не поможет, лучше 40 отчиток…»

Что если «духовный спецназ» однажды скажет: бесы — значит бесы. Возражать бесполезно, как и обычному спецназовцу во время митинга, решившему что кто-то заслуживает кутузки.

Я устал бояться, даже будучи мирянином. И не верю в то, что лекарство от страха — погрузиться в боязнь ещё больше. Не получается это у мужика — спецназовцу ли такого не понять? Верить в Бога, а не в бесов, в лучшее, и будь что будет.

Предвижу возражения: суть монашества вовсе не в том, страх и уныние — тоже прелесть, а страха Божия нет разве что у безумца, который известно, что изрёк в сердце своём. Полноте, я не язычник-филистимлянин. Конечно, не суть, а внешние проявления, «субкультура», сформированная не столько самими монашествующими, сколько их мирскими поклонниками. Встречаются же иногда и жизнерадостные монахи, притом не обязательно в епископском сане или на послушании в трапезной. Наверное, они просто освоились в «комнате страха» и перестали бояться…

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: