Ахилла

Из цикла «Записки алтарника».

***

В Крещенский сочельник литургию с великой вечерней и освящением воды служил отец Евстахий.

На самом деле, одно это было чудом — наш иеромонах пил без просыпу все Святки, чем довел до белого каления отца настоятеля. Дело в том, что отец Александр, наш второй священник, заболел прямо после рождественской службы — он уже служил тогда охрипший и с температурой, а потом вообще слег с серьезным бронхитом, и никакой надежды, что он оклемается к сочельнику или Богоявлению не было. Поэтому было два варианта — или обе литургии служит сам отец настоятель (а так напрягаться он вовсе не любит), или все же в субботу служит Евстахий, а отец Василий — главную, важнейшую службу, в сам праздник, с его любимым крестным ходом на иордань.

И чудо случилось: в пятницу вечером отец Евстахий появился — всклокоченный, красноглазый, злой, но относительно трезвый. И литургию в субботу он тоже служил трезвый.

То, что он был злой, было видно и слышно — потому что служил он молча. Нет, ну, разумеется, все положенные возгласы он давал, все, что нужно делал и читал, только никаких шуточек-прибауточек в алтаре не было, даже со мной парой слов не перекинулся — просто хмурился и служил.

Я люблю службу сочельника, в отличие от крещенской, которую просто ненавижу. 18-го числа в храме практически никого нет, ну, кроме семи-восьми постоянных старушек, да еще нашего дурачка Емели. То есть он не Емеля по паспорту, но зовут его только так, да он и откликается с удовольствием, смеется и хлопает в ладоши, когда ему кричат: «Емеля, какая сегодня неделя? А на обед что ели?»

Любителей набирать воду в этот день, кроме самых «продвинутых» наших старух, никого нет — не верят местные в силу «сочельниковской» воды. Да тем более, когда эту воду освящает Евстахий…

Воду отец иеромонах в прошлом году освящал так: вынес обычную чашу, в которой освящается вода на водосвятном молебне, самую небольшую. Ставить на тот же стол трехлитровые банки или пятилитровые бутылки, или, не дай Бог, чего еще крупнее, он никогда не позволяет даже на обычном водосвятии. Пробовали как-то — так он повернулся к пономарю и только пальцем ткнул: убрать.

Когда же воду освятит, то всем подходящим бабкам с их наполненными уже почти до краев обычной водой банками он молча стряхивает туда с кропила несколько капель и смотрит пристально: проходи, мол. А если кто с пустой банкой лезет и просит-умоляет налить туда побольше, то он все равно стряхнет капли на дно стекляшки и отворачивается. Одной бабке, чересчур назойливой с просьбами «влить ей святыньки», он наклонился и что-то прошептал на ухо — она ахнула, чуть не выронив банку, закрестилась лихорадочно и вылетела из храма. Больше, кажется, не приходила…

И в этот раз отец Евстахий остался верен себе. Только после службы наша баба Клава, гюрза в слове, голубь в душе, спросила его, подходя, громко и смело (она вообще бесстрашная):

— Батюшка, а батюшка! А я по телевизеру слышала, что говорят — богоявленскую воду и крещенскую смешивать-от нельзя! Держите их, говорят, в разных банках, с разными наклейками, и пейте — крещенскую кажное утро натощак, а богоявленскую — только когда болезнь приспичит. Так оно или нет? А то я их всегда раньше-от в одну посудину сливала и умывалась по утрам с молитвою, от дурного глазу! Согрешила аль нет?

— Согрешила, — мрачно ответил отец Евстахий и собрался уходить в алтарь. Но баба Клава человек стреляный, ее так просто на отлуп не возьмешь.

— А что ж теперь делать-от, батюшка? Исповедоваться аль епитимью попросить? Как старухе теперь быть?

Отец Евстахий остановился и посмотрел в небо, то есть туда, где из-под купола на всех нас смотрел грозный Бог-Отец. Потом посмотрел на бабу Клаву, икнул и также мрачно ответил:

— Больше не умывайся — вот тебе епитимья. Нарастет — само обломится.

— Что обломится? — не поняла баба Клава.

— Да все обломится, что еще не обломилось, — сказал отец Евстахий и пошел в алтарь, хлопнув царскими вратами.

В тот же день отец иеромонах запил вновь…

На Крещенье служил сам отец Василий. И это было совсем противоположное действо тому, что было в сочельник…

Впрочем, то, что было в храме, не так важно: настоятель служил в своем стиле — быстро, визгливо, невнятно, но солидно — он умел сочетать. Впрочем, его габариты, митра и красная физиономия помогали ему в этом.

Храм был набит битком. Разумеется, хор было практически не слышно, потому что все гудели, переходили с места на место, гремели бутылками, жбанами, канистрами, тележками… Все ждали «иордани». (Отец Василий, кстати, всегда равнодушно относился к тому, что в храме шум и гам, идет торговля в лавке, а народ ходит ставить свечи. Мне порой кажется, что для него храм и базар — одно и то же, место, приносящее доход, лишь бы больше клиентов было.)

Крестный ход на нашу реку был, наверное, одним из самых значительных событий в году не только для нашего прихода, но и для всего городка. Жители, которые в обычное время в храме практически не появлялись и отзывались о православии чаще всего язвительно, на крестный ход приходили массово. Еще больше народу подтягивалось к реке, в самый разгар событий.

Река у нас не очень большая, приток древней русской реки, но иордань всегда была у нас роскошная — огромная, красивым крестом вырезанная, да еще делали ледяной крест около купели.

В этом году зима подкачала, лед на реке появился, но такой тонкий, что делать прорубь изящным способом было бессмысленно. Поэтому просто расчистили место от ледяной крошки, поставили деревянные настилы, мостки, поручни, в общем, чтобы можно было с берега пройти и нырнуть. Конечно, предварительно освятив, без этого никуда.

И вот представьте эту картину: крестный ход из храма на реку — жирной, расползающейся змеей. Старушки несут иконы на полотенцах, местные казаки вспомнили в очередной редкий раз, что «слава Богу, что они казаки», и приперлись украшать собою перфоманс, нести хоругви, «охранять» порядок — правда, рожи у самих уже красные, еще до ныряний, от них самих бы кто нас сохранил; ну и конечно в центре торжества православия — сам отец Василий — сияет, поет, чуть не приплясывает. Рядом с ним семенит матушка Тамара, ну и все остальные работники прихода тащатся. А нестройный хор бабуль под управлением народной артистки… в общем, Наденька пытается на ходу справиться с козлогласованием.

Воду освятили, все чин чинарем. А потом началось самое главное — святое бултыхание… Первым полез сам отец Василий — снял с себя облачение, распахнул подрясник и выскочил оттуда ангел пузатый — в белой рубахе, но почему-то без крыльев. Поплясал немного на мостках, перекрестился широко и с возгласом «ну, с Богом, православные!» полез по ступенькам в ледяную воду. Три раза, как подобает благочестивому пастырю заблудших овец, омакнул свое бренное тело, крестясь, а потом вылез и побежал в заранее приготовленную палатку — переодеваться и принять стаканчик. Чая, конечно, чая. Коньяк у него во фляжке, в кармане подрясника.

А потом и остальные православные полезли. Описывать матушку Тамару и ее погружения я не буду. Как не буду описывать погружения некоторых старух, казаков и даже самого местного прокурора, который дружит с отцом настоятелем и всегда появляется у купели для поддержки духовности и правопорядка.

Не буду описывать все гиканья, кряканья, уханья, отфыркивания и матерки, с которыми народ погружается и выгружается из иордани.

Описал бы я вам, конечно, как омывают свои почти безгрешные тела юные дамы, мадемуазели и сеньориты нашего городка… Но тут у меня красок не хватит, не художник я. Эти благочестивые купальники, точнее, почти отсутствие их… Эти еще более благочестивые ныряния в ночных рубашках, облипших божий дар так, что эээ…

В общем, если вы хоть раз были на крещенских купаниях, ощутили всю эту радостную, бодрящую атмосферу праздника, насладились зрелищем торжества духа и плоти — и вас при этом не стошнило — что ж, вы истинно русский православный человек. А я, видимо, нет.

Не люблю я праздник Крещения, совсем не люблю. Пойду выпью чего-нибудь. Успокоительного.

Читайте также:

• Записки алтарника. Любовь и Наденька
• Записки алтарника. Матушка Тамара и епархиальный склад
• Записки алтарника. Архиерейская
• Записки алтарника. Знакомство

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: