Ахилла

Из цикла «Письма из Америки».

Однажды вечером Наташа объявила:

— У меня ковид!

Не верить Наташе было невозможно, она медик, их тестируют дважды в неделю. Это «радостное» известие означало, что ковид скорее всего и у меня тоже.

Мы, разумеется, тут же стали прислушиваться к нашим организмам, как кошки к мышке под диваном. Поначалу коварный ковид таился. Мы нюхали кофе, который пах кофе. Мы вдыхали аромат телячьей отбивной, которая пахла точно как телячья отбивная. Правда, вскоре у нас появились признаки банального гриппа вроде соплей и французского прононса ввиду заложенности носа. В сущности — полная ерунда. Мы что, гриппа не видали? Да я эту простуду поганую одним махом побивахом! Да ваш смешной ковид только пугать горазд!

На всякий случай я тоже сдал тест на «корону». У нас это делается в аптеке, бесплатно, не заходя внутрь, в окошке для обслуживания автомобилей, а результат приходит на электронную почту. Закономерно, тест подтвердил подозрения.

Собственно говоря, для Наташи весь ковид и уместился в четыре дня. А у меня на пятый день внутри взорвалось черное солнце. От высокой температуры горло покрылось иссохшей драконьей чешуей, а сам я провалился в темноту. Жаропонижающие лекарства действовали слабо. В беспамятности мне некто показывал один и тот же сон: я тянусь к бутылке с водой, делаю глоток и понимаю, что вода мне снится, просыпаюсь, пью и снова понимаю, что ужасный сон продолжается.

Когда я очнулся, то увидел стоявших надо мной молодых парней в черной форме фельдшеров. Наташа вызвала «скорую помощь». Парни скептически оглядывали меня:

— Ну и зачем ему в госпиталь? Цвет лица нормальный, дышит хорошо. Сэр, вы дома останетесь или в госпиталь хотите? Дома-то всегда лучше…

Фельдшеры, уж не знаю, по какой причине, явно не жаждали ехать в больницу. То ли лень им было, то ли обед срывался, то ли начальство велело брать поменьше больных, но юные эскулапы мямлили и профессионально тянули резину.

— В госпиталь, — твердо обломала их Наташа.

— В госпиталь, — кивнул я, стараясь растянуть минуту просветления. Не растянул. В следующее мгновение обнаружил себя в «Скорой», уже подключенным к внутривенному вливанию чего-то полезного. Оказалось, мы почти приехали.

В приемном покое госпиталя о мою каталку, на которой я величаво возлежал, немедленно облокотилась чернокожая охранница и интимным шепотом вопросила:

— Надеюсь, ты не привез ничего колюще-режущего?

— Привез, конечно, — признался я и показал мобильный телефон. — Словом-то и убить можно.

Охранница успокаивающе похлопала меня рукой в резиновой перчатке:

— Выздоравливай.

И вразвалочку удалилась в светлую коридорную даль.

Довольно быстро меня определили в палату реанимации. Для ковидных больных, надо сказать, было выделено пять верхних этажей огромного больничного комплекса. Само собой, никаких посещений родственников, строгий карантин и одноразовая одежда для медиков. На самом деле одноразовая: каждый раз при входе в палату надевался новый халат, и при выходе этот халат безжалостно отправлялся в мусорный контейнер, чтобы затем подвергнуться уничтожению. Возмутительная бесхозяйственность.

Приняли меня человек восемь, не меньше. Весь процесс отчасти напоминал разделочный конвейер на плавучей рыболовной фабрике. Рыба был я. Кто-то наклеивал на меня датчики сердечного монитора. Кто-то оборачивал лодыжки автоматически массирующими рукавами. Кто-то прилаживал к моему носу ребристые кислородные трубки. Кислород оказался с подогревом. На мой вопрос «зачем?» сказали, что так носу лучше. Я не спорил. Я же не враг своему носу. Пусть наслаждается.

К среднему пальцу левой руки изолентой намертво прикрутили датчик насыщения легких кислородом. Лампочка в нем горела день и ночь ярким красным светом, так что я полюбил указывать светящимся пальцем, что именно надлежит персоналу сделать. Очень наглядно получалось. Например, «а накройте-ка меня вон тем одеяльцем». И пальцем — тык.

По трубочке, ведущей в мою вену, текли, по-моему, все лекарства, которые старательные аптекари сумели найти на складе. Там были какие-то поддерживающие смеси, какие-то антибиотики. На один пластиковый мешочек, подвешенный к стойке, медбрат указал с нескрываемой гордостью:

— Этим лекарством лечили президента Трампа! Очень дорогое лекарство.

Я благодарно погудел теплым носом. Вся эта дикая фармакологическая смесь и вправду помогала, я чувствовал себя все лучше и лучше, и через пару дней был с почетом увезен из реанимационного отделения в обычное, ковидное.

Главным предметом в просторной одноместной палате, или, как говорят дизайнеры, центром композиции, была кровать. Она располагалась почти посередине и несомненно являла собой образец больничного искусства. Это была даже не кровать, а электрическое устройство для боления. Если овладеть пультом управления, то кровать начинала изгибаться в немыслимых направлениях, как цирковой гимнаст, подниматься, опускаться, а еще она умела взвешивать попавшее на нее тело. Вот на этой кровати я и обитал.

Передвигался я по палате, до туалета, к примеру, как водолаз на морском дне — медленно и плавно, ограниченный только длиной кислородного шланга — теперь уж простого, плебейского, без всякого подогрева. Шланг по моей просьбе немножко нарастили, и он змеиными кольцами стелился за мной по полу. За дверь, в коридор, по карантинным правилам выходить запрещалось. Даже рентген делали прямо в палате: под спину подкладывали квадратную доску, а техник, вкативший слоноподобный аппарат на тележке, тихо чем-то щелкал.

Это вынужденное заключение скрашивали только телефонные разговоры с Наташей — и видео, и обычные. Не знаю, как бы я выжил без ее любви и поддержки.

Болеть, кстати, очень мешали медсестры. Они врывались в любое время суток, не обращая внимания на мои хотелки поспать или посмотреть телевизор, — с неизменным победным воплем «Вайтел!», что означает «жизненные показания». И будьте уверены, они эти показания снимут во что бы то ни стало: измерят давление, уровень кислорода, сунут градусник под язык, еще и заставят какую-нибудь таблеточку проглотить.

Менялись сестрички часто. Одной из первых в мою обитель просеменила китайская девочка-припевочка. «Меня зовут китайская девочка-припевочка», — сказала она. Именно так прозвучало для меня ее чириканье. Для начала китайская девочка сломала электронный кардиомонитор. Потом она последовательно сломала все, до чего дотянулись ее тонкие пальчики, расплакалась и убежала. Больше я ее не видел. Приборы в тот же день заменили.

Доктор тоже показался мне несколько странным. Едва войдя в палату, он, оснащенный по последней ковидной моде маской и прозрачным забралом, прямо от двери начал молча подавать мне железнодорожные знаки остановки поезда. Некоторое время я с интересом наблюдал за этой пантомимой, пока не сообразил, что доктор просит меня надеть маску. Маску?! Пациента?! На верхнем этаже карантинной зоны? В ковидном отделении?

Ладно, я не гордый. Надел. Лекарь подскочил ко мне, ткнул в грудь фонендоскопом и молниеносно отскочил к двери в исходную позицию. Оттуда он неразборчиво прогукал, что все, мол, «олл райт».

Другой доктор, пожилая женщина, оказалась не из пугливых. После обстоятельного осмотра она сказала, что если и дальше я буду выздоравливать такими темпами, то скоро смогу отправиться домой. Кислородную дозу уменьшали один-два раза в день. Кашля нет. Жизненные показания стремятся к норме.

Ее я упросил изменить ненавистную диету «все жидкое» на нормальную еду. Это был праздник, когда мне позвонили из больничной столовой и спросили, что моя душенька желает на обед. «Все!» — без колебаний ответил я. И в обед на подносе теснились куриный суп, омлет с ветчиной, блинчики, кленовый сироп, масло, колбаски, жареная картошка, тосты, йогурт, мороженое и вишневый сок. Жизнь заиграла новыми красками. С этих пор трижды в день я обстоятельно обсуждал по телефону меню со столовой, и даже крики «вайтел!» не могли меня оторвать от этого серьезного дела.

А выписали меня неожиданно. Просто перед ужином вдруг велели собираться домой. Что мне собираться? Как привезли меня на «амбулансе» в пижаме с телефоном в руке — так и увезли, в кресле-каталке по госпитальным обычаям. У главного входа уже ждала Наташа. Мы обнялись. Я сел на пассажирское сиденье нашего «Джипа» и радостно вздохнул. Неделя, проведенная в госпитале, казалась теперь целой эпохой — таким прошлым, в которое ну совершенно не хочется возвращаться.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: