Ахилла

За добротным письменным столом с резными ножками сидит немолодая женщина в газовой косынке. В руках у нее помада и круглое зеркальце. Бела старательно обводит контуры нижней губы, искривляя ее по мере надобности то вправо, то влево. Покончив с еле заметным макияжем, Бела откладывает косметичку в сторону, напряженно вглядывается в стоящие на пюпитре рояля иконы и, перекрестившись, приступает к важному делу — написанию письма духовной сестре Елизавете в Москву.

Авторучка уверенно выводит хорошо отработанным почерком бывшего райкомовского работника строки обращения.

«Христос посреди нас, дорогая сестра Елизавета!

Поздравляю тебя с прошедшим днем Ангела и желаю от всей души духовной бодрости в несении своего креста.

Ты просила написать подробно, как я живу. Опишу для примера вчерашнее воскресенье. Может быть, ты найдешь в этом для себя какую-то духовную пользу.

Встала я в 8 часов. Прочитала вдумчиво утреннее правило и поспешила в храм на Литургию.

Последнее время к нам в русскую церковь перевели двух грузинских священников. А они, можешь себе представить, привели с собой свою громадную паству. Это какой-то ужас. Их очень много, происходит постоянное движение, в жару буквально нечем дышать и, что самое главное, невозможно сосредоточиться на молитве.

Кроме того, служба стала вестись наполовину на грузинском. Лично я категорически против такой духовной близорукости и, как могла, пыталась протестовать.

Ты знаешь мой бойцовский характер. Я попыталась защитить церковнославянскую службу. Как ты думаешь, что мне ответил этот напыщенный мама Симон (прости, Господи, за осуждение, но я его терпеть не могу!)?

— Вы ходите в церковь Иоанна Богослова — попытайтесь научиться любить всех, кто стоит рядом. Вы сейчас думаете о 20-30 русскоязычных прихожанах и полностью забываете о 500 грузинах, которые тоже должны услышать хоть часть службы на родном языке!..

Нет, какова наглость?! Вот уж, правда, последние времена наступили. Даже в церкви не нахожу душевного успокоения. Одни тернии и искушения.

А еще, дорогая сестра, я, по мере своих немощей, борюсь со злом нашего времени — мобильными телефонами, которые есть почти у всех этих новых прихожан. Борюсь не на жизнь, а на смерть во славу Божию…»

Бег ручки прервался. Бела окунулась во вчерашний день и увидела себя, стоящую в хвосте очереди за свечками. К ней, помнится, подошла какая-то расфуфыренная девица в облегающей, просвечивающей майке и ляпнула:

— Кто последний?

Бела тут же пресекла эту бесцеремонность. А как иначе? Неразумных надо учить всячески, наставлять на путь истины. Это всем известно.

— Во-первых, не «последний», а крайний! Последний человек значит в духовном смысле «низкая, падшая личность». Так ведь можно и духовную рану нанести. И где? В храме Божьем? За это с вас потом строго спросится.

Девица только глазами хлопала, видимо, с трудом переваривала информацию. Потом слова Белы пробудили в ней остатки совести, и она выдавила из себя:

— Извините, я не хотела вас обидеть!

Бела повысила голос. Такой бестолочи надо все разжевать и в рот положить:

— Не «извините», а «простите Христа ради». А я вам должна сказать: «Бог простит, как я прощаю!» Понятно?

Наставляемая ничего не успела толком ответить, как в сумке у стоящей рядом молодой грузинки зазвенел телефон, тиликая что-то отвратительно-разухабистое в стиле «Шалахо».

Бела натренированным движением выхватила из своей сумки складной плакат, изображающий перечеркнутый «Эриксон», и пошла в атаку.

— Выключите немедленно. Вы в храме находитесь! Никакого страха Божьего нет! Нашлась тут деловая!

«Деловая» испуганно пятилась от Белы к выходу, напрасно пытаясь дрожащей рукой выключить противно пиликающую мигалку.

Бела, внутренне кипя и бурля, победоносно встала на занятое место в очереди.

Ручка вновь уверенно заскользила по бумаге.

«…Трудно, сестра, ходить по заповедям. Много искушений. Особенно от своих же верующих. То книгу духовную кто-то потеряет, то на обличение неправильно среагирует. Всего не опишешь. Но я не унываю и не отступаю — как могу, веду просветительскую деятельность. Ибо сказано: „Вера без дел мертва“. Укрепляю себя „Молитвой оптинских старцев“…»

Ручка снова замерла.

Бела раздумывала писать ей всю молитву (а она порядком длинная) или просто указать источник. Остановилась на втором. Руководствовалась тем, что всем, хотящим спастися, надобно трудиться. Пусть и Елизавета лишний раз покопается в книгах. Кашу маслом не испортишь.

В зале совсем некстати застонал лежачий муж. Бела нехотя оторвалась от стройного полета мысли. Опять, наверное, либо памперс с себя стянул, либо просто хочет внимания к своей персоне.

Ох, когда же это наконец-то кончится?

Вставать не имело смысла. Через час должна была подойти нанятая женщина — она и наведет порядок. А ей, Беле, лучше туда не показываться. Увидит ее и начнет что-то требовать.

Святые отцы правильно говорят, что нельзя потакать людям в их слабостях.

Бела покопалась в косметичке, достала крошечные затычки для ушей, присланные дочкой из Москвы, и уверенно вложила их в уши. Письмо — дело важное и душеспасительное, не терпящее отвлечений. Тем более, что в голове теснилось еще много полезных мыслей, по всей вероятности навеянных свыше, а значит, их непременно надо было перенести на бумагу.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: