Ахилла

Читайте также часть первую, вторую, пояснение к первым двум частям и часть третью.

Итак, моя мама вот уже несколько месяцев находилась «на послушании» в самопровозглашенном «монастыре», главой которого является настоятель храма в вымершей деревне Чихачево господин Ефименко, где он якобы «лечил» ее от некой загадочной смертельной болезни. При этом никакого диагноза он ей так и не назвал, на ее вопрос «чем я болею» он предпочел вообще ничего не отвечать, притворился, что не слышит ее. А окружающая его свита из лжемонахов и охранников-уголовников активно занялась внушением, что это нормально, что раз гуру Иоанникий не назвал диагноза, — значит он, диагноз, настолько страшный, что его лучше и не знать.

Текст читает Ксения Волянская:

За время своего «лечения» у Ефименко мама стала хромать и приобрела деформацию позвоночника: одна нога стала короче другой. О вреде, нанесенном ее психическому здоровью, и говорить не приходится. Кроме того, ее каждодневно настраивали против семьи, внушали, что мы хотим ей смерти, так как против ее нахождения в Чихачево.

Обращаться к московским священникам было бесполезно — они не хотели ввязываться в борьбу с мафией, окружающей Иоанникия, хотя и признавали сектантский дух его «обители». Вызывать полицию и идти в прокуратуру также не имело смысла — ведь полицию вызывают многие родственники находящихся там людей, но результат всегда одинаков: так как у Ефименко есть сан, то его деятельность не может трактоваться органами как противозаконная. Да и я уже знала, что даже если полиция и приедет туда, все, что она сделает — это сообщит мне о местонахождении моей мамы, не более.

Кроме того, вызов полиции воспринимается поклонниками Ефименко как насилие и агрессия, что никак не может вызвать в человеке желание вернуться домой. А ведь мне надо не просто вернуть маму, но и сделать так, чтобы она не поехала в свою «лечебницу» через пару дней обратно.

Этого можно добиться только одним путем — Иоанникий, как «прозорливый старец», должен сам ее отпустить. Но вот только как это сделать?

Епархия обещала мне помочь, и «в ближайшее время» совершить поездку в Чихачево в составе некой комиссии. Однако «ближайшее время» до неприличия затягивалось — прошло три недели, а никакая комиссия собрана не была. Чтобы меня успокоить, мне пообещали выезд в Чихачево благочинного данного района — игумена Антония (Мазурина) (Мазурин также является руководителем миссионерского отдела Кинешемской епархии — прим. ред.), и в скором времени мне пришло следующее письмо из отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Кинешемской епархии:

«Ваш вопрос тщательно изучается в епархиальном управлении. К сожалению, пока не получается собрать комиссию для выезда в Чихачево, но этот вопрос из первоочередных на повестке дня.

Отец благочинный лично встречался с вашей мамой, так что степень проблемы мы осознаем, однако она свободный человек и не насильно находится на Никольском приходе. Впрочем, комиссия обязательно встретится с ней, если она до того времени не вернется. Вы имели возможность с ней общаться. Что можете добавить к тому, что раньше писали? Есть ли новые тревоги по поводу состояния здоровья вашей мамы?

Протоиерей Андрей Ефанов».

Но действительно ли епархиальные клирики «осознают степень проблемы»? Связываюсь с мамой: она довольно радостным голосом сообщает мне, что на днях ей звонил (!) отец Антоний из города, интересовался ее самочувствием. «Мы с ним очень мало проговорили, я сказала, что чувствую себя неплохо, а он сказал мне, что будет за меня молиться и пожелал мне успехов в моем труде! Представляешь?» — радостно делилась своими новостями мама.

Мне же было не до смеха: получается, что Мазурин не ездил ни в какое Чихачево, а письмо из епархии является ложью! Какую же «степень проблемы» там осознают, когда мою маму никто не видел? Какой вывод о состоянии здоровья человека можно сделать из пятиминутного разговора по телефону? Что же это за благочинный, который так наплевательски относится к поручениям епархии? Или это епархия осознанно врет мне в переписке, чтобы я не обращалась в Патриархию?

Как бы то ни было, но ругаться с епархией — последнее дело, ведь только начальство Иоанникия может как-то на него повлиять, чтобы он сообщил маме о ее чудесном исцелении и отправил ее домой. Поэтому, несмотря на эмоции, в ответном письме в епархию я довольно лаконично замечаю, что в Чихачево не просто храм, а «обитель», где Иоанникий постригает людей в «монахи», и я не хочу ждать, пока лжестарец начнет предлагать дорогому мне человеку псевдомонашество. Прошу ускорить процесс сбора комиссии. Конечно, церковь их не признает, но имеет ли это значение, если люди отказываются от семьи и становятся бесплатной рабочей силой в трудовой колонии Иоанникия?

Тем временем в Чихачево мама и правда получает предложение стать «монахиней»: пост заканчивается, она приходит к Ефименко, но вместо заветных слов о ее излечении она слышит, что следующая стадия ее «лечения» — это «монашество». «Я этого, наверное, не достойна, — находится она, — да и у меня старые родители, я не могу их оставить так надолго…» Но Иоанникий не останавливается, заявляет ей, что ее родители несут на себе столько грехов, что с такими грехами и умирать страшно. И поэтому это не мама должна ухаживать за ними в Москве, а они должны приехать жить в Чихачево. А пока они не приедут, маме придется работать в свинарнике — ведь она отрабатывает не свои, а их грехи.

Узнав от мамы, что Иоанникий снова не согласился ее отпускать, мы с семьей уже стали планировать новый визит в Чихачево, но тут произошло то, на что мы уже не особо надеялись — выезд церковной комиссии все-таки состоялся. Мне на почту пришло следующее письмо:

«Вчера наша комиссия посетила Никольский приход в с. Чихачево. Рапорт о состоянии дел на приходе направлен правящему архиерею, в целом комиссия согласна с вашей оценкой происходящего на приходе.

Мы имели беседу с вашей мамой. Она сказала, что не видит возможности исцеления от своей болезни вне данного прихода и что не помышляет о принятии монашества, однако общее состояние ее психического и физического здоровья внушает серьезные опасения, и нами было рекомендовано ей срочно покинуть Чихачево и обратиться к врачам. Но, как вы понимаете, решение остается за ней и лишь только ей решать, уезжать или нет.

Мы также разговаривали о вашей маме со схиархимандритом Иоанникием (Ефименко). Он так и не вспомнил вашу маму, но сказал, что он ее не держит и она вольна хоть сейчас уехать.

Мы весьма озабочены ситуацией на Никольском приходе, о чем и написали правящему архиерею. Но заставить человека покинуть или остаться на данном приходе, пока нет решения о переводе схиархимандрита Иоанникия или его запрещении в служении, наша комиссия не может. Однако в вашем случае решать вопрос надо как можно скорее, и я призываю вас проявить оперативность и как можно скорее доехать в Чихачево и постараться хотя бы на время забрать маму домой, окружить ее сердечным теплом, помочь реабилитироваться после нанесенной душевной травмы. Мы же, со своей стороны, постараемся прекратить порочную духовническую практику, сложившуюся на данном приходе.

Протоиерей Андрей Ефанов».

Итак, комиссия признала, что духовные практики в Чихачево не соответствуют церковным нормам. В таком случае Ефименко надо лишать сана — и намек на это также присутствовал в письме.

Казалось бы, дело сдвинулось с мертвой точки, что не могло не радовать.

Но была и отрицательная сторона визита комиссии: теперь вся оголтелая паства Иоанникия знала, что против «святого батюшки» родственники одной из «трудниц» ведут борьбу, а это значило, что еще раз приехать к маме мы уже не могли — маму бы стали обвинять в пособничестве нам.

В Чихачево же визит комиссии стал обсуждаемым событием. Иоанникий, заявивший при приезжавших священниках о готовности отпустить маму, после их отъезда снова перешел к тактике запугивания неизлечимой болезнью. Кроме того, он заявил, что во мне сидят бесы, ведь я не оценила его добродетели: он готов бесплатно «вылечить» мою мать, а я еще противлюсь. Впрочем, бесы обнаружились и у священнослужителей из комиссии: оказалось, что Ефименко всем своим противникам приписывает беснование.

Мама же, вопреки нашим надеждам, отнеслась к приезжавшим священникам негативно, наличие у них сана не дало им никакого веса в ее глазах. Она очень обиделась на меня, сказала, чтобы больше я никуда не писала, что ее вызывал сам Иоанникий, что он просит никуда не писать, что плохая церковь начала борьбу с таким хорошим человеком, используя ее нахождение в «обители» как предлог.

Ситуация достигла своего апогея — пообещать ей, что священники больше к ней не приедут, я не могла, а любая их попытка связаться с ней могла быть встречена в штыки. Мы сильно поругались, и она перестала выходить на связь.

Тем временем, епархия совершенно не спешила как-то продвигать начатое дело. В качестве помощи мне было предложено совершить совместную поездку в лжеобитель с благочинным — тем самым игуменом Антонием Мазуриным, который месяцем ранее фактически благословил маму по телефону «трудничать» в Чихачево. Но так как это был единственный шанс увидеть близкого нам человека, связь с которым была утрачена, мы согласились. Написали письмо Мазурину с просьбой о совместной поездке, но ответа от него так и не получили.

Это был, наверное, самый тяжелый момент: мы ничего не знали о маме, ехать к ней без Мазурина было опасно, а он не отвечал.

В какой-то момент мы даже стали готовить себя к худшему. Ведь в Чихачево есть довольно большое кладбище, где хоронят таких вот «исцелившихся» «трудников» — и когда я приезжала туда, я видела на этом кладбище некоторое количество новых могил. Но знают ли родственники похороненных там людей об их смерти? Кто-то им вообще сообщает об их гибели в этой «лечебнице»? Выдаются ли людям какие-то свидетельства о смерти, или все умершие здесь люди до сих пор числятся в розыске?

Позднее мы узнаем от мамы, что причиной ее молчания была вовсе не обида, а болезнь — она простыла, и пролежала несколько дней с высокой температурой на грязном полу. При этом ей не давали пользоваться лекарствами, а все лечение свелось к употреблению «святой воды» из храма.

Окончание следует

Все материалы о чихачевской секте читайте по ссылке

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: