Ахилла

Вторая анкета из нашего нового проекта «Исповедь анонимного молодого мирянина».

***

Что привело вас в Православную Церковь? Какой вам представлялась Церковь со стороны?

Ощущение Божьего присутствия. Очевидность того, что Бог есть, что Он слышит мои молитвы и отвечает на них. Можете считать это прелестью, но в моем ощущении в этом и заключается вера.

Ради послушания Богу книги привели меня в Русскую Православную Церковь. Никаких метаний (сект и прочего) не было. Не было особых скорбей или радостей, которые часто приводят людей на церковный порог. Не было и людей, оказавших на меня роковое влияние (семья была верующей, но не слишком церковной). Только Бог и книги.

Какой представлялась Церковь со стороны? Детские ощущения сложно припомнить. Золото, курящийся ладан, пение, тайна. Глубина интеллектуальная: здесь есть что изучать, как работать над собой, и ощущение что этого хватит на всю земную жизнь.

Какие достоинства или недостатки вы увидели после своего воцерковления в РПЦ, ее служителях и прихожанах? Кто-то помог или помешал вашему воцерковлению и пути ко Христу?

Мне как-то особенно повезло: много лет в мою духовную жизнь особо никто не вмешивался. Какой-нибудь бюрократ назвал бы это следствием «приходской неразберихи», но в этом как раз и была чудесная свобода. Ты можешь прийти в храм и ни у кого не отмечаться, разве что у ангела, стоящего невидимо при дверях, согласно известной церковной легенде. Я ходил на службы, участвовал в Таинствах, в крестных ходах, ездил в паломничества (выбирая иногда небезопасные маршруты, скажем так, с элементами автостопа, но почти всегда в одиночестве, и лишь пять раз за всю жизнь — с организованными рейсами). Потом уходил домой: там ждали родные, диссертация, книги. Никакого смущения или дисгармонии я не чувствовал. Дисгармония начиналась тогда, когда я сталкивался с обществом постоянных прихожан: мягко говоря, на меня смотрели подозрительно, ибо я был не похож на них.

Недостатки служителей Церкви я начал видеть уже тогда, когда некоторые мои друзья (или скажем так, сверстники), которых я знал мирянами, были рукоположены в клир. И это помогало мне относиться к недостаткам человечнее.

Со «старчеством», скажем так, на заре воцерковления у меня случилось травматическое соприкосновение (долго рассказывать), и после этого я, не отрицая этого явления, старался обходить его стороной.

С другой стороны, — и это примета нашего времени, — на меня большое влияние оказали медиа-материалы, не столько церковный официоз (ТК Союз), сколько лекции умных людей: отца Андрея Кураева, Осипова, Дунаева, Веры Ереминой, Махнача. С некоторыми из них я потом разошелся во взглядах, но по-прежнему благодарен «за школу». К другим лекторам проявлялось отторжение: например, я совершенно не мог слушать о. Дмитрия Смирнова, мне казалось, что он «плетет словесы», а я для себя получаю мало конкретики.

Встречалось ли вам глубокое и искреннее пастырское попечение о мирянах (например, о молодежи) со стороны священников? Можете ли рассказать о таких пастырях?

Встречалось, и я понимаю, как опасен путь. Я усвоил это и из опыта работы в университете. Мне знакома картина: когда юная девушка-студентка смотрит молодому болтуну-преподавателю в рот с восхищением, считая его гением. Этим ни в коем случае нельзя пользоваться! А сколь важно соблюдать дистанцию, когда это не преподаватель, а пастырь, да духовник, и каждое его слово воспринимается как веление свыше.

Как бы то ни было, нормальная задача священнослужителя: священнодействовать, литургисать. Духовничество – это уже сверх нормы, это подвиг и одновременно интимная тайна, это не каждому дано.

Меня всегда умиляют люди, которые с порога заявляют, например: «Я – духовное чадо старца Илия (Ноздрина)» (другие в подобных ситуациях говорят: «У меня айфон последней модели»). В этих случаях я переспрашиваю: «А у вас сотовый номер старца есть?» У некоторых есть. Бедный старец!

Лично мне повезло. Есть батюшка, у которого я более-менее регулярно исповедуюсь; притом, что слова «духовник» и «чадо» между нами явно не звучали ни разу. Он ровесник моего отца, к тому же обладает внешними чертами моего «неформального научного руководителя», человека, во время оно сыгравшего значительную роль в моей учёной судьбе. Потому мне совсем просто называть его «батюшкой». В церкви этот батюшка с незапамятных советских времён, притом он очень кроток и деликатен: он никогда не вмешивается в мои личные дела, если только я сам не говорю о них на исповеди, прося благословения или молитвы.

У меня много друзей среди священников. С кем-то мы говорим о книгах, с кем-то — о хорошем вине, с кем-то — о походном прошлом, с кем-то обсуждаем политические новости. Дружба – это минимум. А вот патерналистские отношения, когда прихожанин относится к духовнику как забитый дошколёнок, а пастырь соответственно отчитывает его как нашкодившую кошку, настораживают всегда.

Однако, по-моему, если уж посадил себе кого на шею (духовник ли пасомого, пасомый ли духовника) – вот и вези, или, говоря словами Евангелия, «носи тяготы» его. Это жестокий приговор, конечно, потому добавим: помоги слезть и научи (или заставь) ходить самостоятельно. В любом случае нельзя забывать другую евангельскую максиму: «не рабы, но друзья».

Были ли ситуации, когда вы встретились с фальшью и лицемерием со стороны церковных работников или священнослужителей (особенно при обсуждении актуальных церковных проблем)?

Разумеется, были, и я сам их проявлял, мне есть в чём каяться. С другой стороны, человек хамит вовсе не обязательно потому, что он по природе законченный хам. У него может болеть голова. Могут быть житейские скорби. Наконец, нередко случается, когда человек «срывает зло»: его самого обидели, а он в ответ обижает кого-то. Конечно, для христианина это недопустимо, но вот случается же. Надо стараться быть милосерднее ко грехам друг друга, это и в обычной жизни помогает.

Но есть две серьезные проблемы в нашей церковной жизни, два опасных стереотипа. Первый — «Церковь как армия». Мы же прекрасно знаем, что такое армия: на параде – маршевый шаг и знамёна, в боевых условиях – доблесть, в более мирных – дедовщина и издевательство над младшими, самодовольное солдафонство и так далее.

Другой стереотип — «Церковь как СССР». С одной стороны, ты на многое имеешь право, с другой — по факту никто тебе ничего не обещал, с третьей – прогнись (поступись справедливостью), с четвертой – никто ни за что не отвечает. У нас, у православных, это ещё отягощается «легкостью» покаяния: назвал грех на исповеди и всё, совесть больше не мучает.

Тем более осложняет дело пафос. Так ведь и на войне. Солдат входит в деревню, сжигает её, а жителей уничтожает с особой жестокостью. Но он не виноват. Он выполняет приказ командира. А тот своего командира, и так до генералов и маршалов. А генералы и маршалы крови не видят и не чувствуют запаха горелого мяса. Они действуют во имя великой цели: за веру, царя и Отечество. Получается, что боль и кровь, а никто не виноват.

Что вы знаете о жизни приходских общин в вашей епархии и функционировании епархиальных отделов? Заметны ли вам результаты их работы?

Опыт позволяет мне сравнивать работу епархиальных отделов с параллельными светскими структурами – провинциальными министерствами культуры, образования и т.д. областного, городского уровня. Масштабы, разумеется, разные, но функции и задачи одни: координировать инициативы с мест (то есть смотреть, что люди могут и хотят) и на основе этого составлять бюджет, конкурсы, тематические планы. Здесь не нужно никакого мистического измерения – обычная работа чиновника, который как минимум должен быть честен. А чиновник обычно честен, когда не ленив.

Разумеется, результаты заметны: по отчетам наверх, в Патриархию.

Что касается приходской общины, то и в её жизни есть такая часть, которая укладывается в планы и бумажные отчёты: количество причастников, количество учащихся воскресной школы, тем более бухгалтерский баланс.

Однако есть и другое, «мистическое» измерение первичной христианской общины, которое не нужно да и невозможно измерять цифрами и казёнными формулировками. Об этом ведает Бог.

В последнее время, после прочтения нескольких книг о. Георгия Кочеткова, мне все чаще приходит в голову мысль о том, что совсем не обязательно уравнивать современный приход и общину. Может быть несколько сложившихся христианских общин на приходе (при нынешних масштабах в 3-5 тысяч прихожан), а могут быть и межприходские общины. И совсем не обязательно оформлять их отношения официально – как «братства» и так далее – мало ли в современной церковной жизни бюрократии. А то что приход причащается от одной Чаши… Так мы все в Церкви причащаемся от одной Чаши, принадлежим к единому Телу Христову.

Важно еще отметить и то, что не стоит от общины требовать непременного соответствия «апостольскому идеалу». Возможно нами и выдуманному, ибо и в апостольские времена в общинах далеко не все было благополучно. То Анания и Сапфира утаят личный капитал, то кто-то живет с наложницей отца своего, то апостолу Павлу приходится то и дело оправдываться в том, что он не напрасно ест хлеб и не требует напрасных трат с приходов.

Мы не совершенны, они не совершенны, «никто не благ, как один только Бог». Но невозможное человекам возможно Богу.

Посещаете ли вы действующие приходские молодежные объединения? Получается ли на их собраниях обсуждать жизненные и острые вопросы?

Дело в том, что лично я человек не компанейский. В студенческие годы я тоже не ходил в молодежные клубы, не состоял в общественных организациях. Даже митинги если и посещал, то в качестве журналиста. Просто есть люди – тусовщики. Из этого выросло, кстати, и автостоповское движение. Много человек зависает на «флэте», на «вписке», о чем-то постоянно говорят. Если они говорят о вере, почему бы и нет? Если делают христианские дела, буди благословенно!

Просто молодым прихожанам заранее не нужно обольщаться и ждать чего-то особенного «духовного» от этих встреч. Здесь могут появиться друзья, но возможно и предательство. Здесь тоже, как в студенческом лагере, приходится «конкурировать за девочек» (а девочкам за мальчиков, тем более, что дам обычно больше). И стихи, сочиненные для молодежного объединения, почти наверняка окажутся графоманскими. Или не окажутся.

Интересно наблюдать, как происходит все это у знакомых на московских приходах. Там очень развита благотворительность, волонтерство и прочее. Так вот: большинство молодых участвует во всем этом (православном ли, светском ли волонтерстве) до рождения первого ребёнка. Потом свободное время исчезает, и человек выходит из игры. Это нормально! Сколько смог, настолько помог. Но в православном случае выходит, что ты предаешь друзей по вере, перестаёшь творить добрые дела. Зачем это искушение молодым?

Есть ли у вас и других православных молодых людей реальная возможность реализовывать какие-либо свои инициативы на приходе (в области молодежного служения, волонтерской работы, организации миссионерских мероприятий)?

Зная приблизительно масштабы приходской бухгалтерии, я почти не сомневаюсь, что потенциально такая возможность есть практически на любом приходе, особенно городском и при умеренных аппетитах «молодёжки». Другое дело, «аще восхощет настоятель».

Но тем, кто собирается реализовывать такие «молодежные инициативы», я бы предложил всерьёз задуматься: а надо ли вам связываться с приходом? Что вам мешает самостоятельно открыть антикафе, детский кружок или лагерь, театр, газету, сайт, наконец благотворительный фонд, «кризисную квартиру» или сестричество милосердия? Что мешает в конце концов получить благословение владыки на свое доброе дело, при этом оставаясь в рамках светских?

Первое, и самое главное, что необходимо учесть: если ваш проект окажется успешным, его у вас рано или поздно «отожмут». Всё, что принадлежит Церкви, принадлежит ей навсегда по определению. И если вы поссорились с настоятелем, или, что хуже, появился льстец и карьерист, готовый вас «подсидеть» – уйдете вы, а проект останется у учредителя. Так бывало много раз, и по-другому просто не бывает. Бонусом: та бездарь, которая встанет на ваше место, с большой вероятностью развалит дело за пару месяцев, у вас на глазах. Или, как вариант: если ваш проект разрастется, его «заберет» епархия.

Во-вторых, у прихода может оказаться «непростая» бухгалтерия. Особенно это стоит иметь ввиду при занятиях фандрайзингом. Вы будете просить средства на детский театр и на памперсы для сирот, а перечисляться они будут приходу, и не факт, что вы сможете продемонстрировать жертвователю целевой расход. Хуже того, деньги могут пропасть. Настоятель вам (а вы, мирянин — никто) ничем не обязан.

В-третьих, у прихода могут возникнуть сложности с лицензированием тех или иных видов деятельности – медицинской, образовательной, экскурсионной, да просто розничной торговли определенными видами товаров. Вам это надо?

Есть ли у вас желание поступить в семинарию, стать священником или монахом (юноши) или стать матушкой или монахиней (девушки), выучиться на регента или иконописца? Если да, то считаете ли вы необходимым сначала получить светское высшее или профессиональное образование?

Было, но прошло. Я не отрицаю тайны монашества, его особенного спасительного пути, но честно признаюсь, что не понимаю его. По моему мнению, монашество сейчас «закрыто на карантин». И так будет, пока не станет очевидна особость их духовной деятельности, уровня того, что написано в «Добротолюбии», «Лествице», пятом томе святителя Игнатия (Брянчанинова), шестом (?) томе святителя Василия Великого, у св. Силуана Афонского и о. Софрония (Сахарова).

А работа в «колхозе» для обеспечения нужд епархии, «торчать хворостиной в заборе обители»… Я могу и так бросить деньги в кружку.

Евангелие учит нас: не делайтесь рабами человеков. Вот и критерий, объясняющий как поступить. Один мой старший товарищ, человек уже пожилой, с незапамятных времен в Церкви, говорил так: «Я бы платил монахам зарплату. Пусть небольшую, с вычетом средств за трапезную и за келью. А потом бы благословлял класть всю её анонимно в кружку. Если в монастыре здоровая обстановка, 90% положат, иначе совесть замучает. Если нет, будет хоть что-то у человека. И в любом случае монах не будет чувствовать себя рабом».

Что касается священного сана: я – мирянин, и это моя принципиальная позиция. Да, я верю в свое «царственное священство», и в то, что моя молитва за литургией имеет значение.

Что касается учёбы в семинарии: сейчас материалы в основном доступны, в сети есть записи лекций (тех же ПСТГУ, РПУ, РХГА). Учись не хочу, получай знания. И без «дедовщины».

Актуальна ли для вас проблема культа личности патриарха Кирилла и усиления клерикализма в РПЦ? Есть да, то в чем именно вы видите проблему?

Здесь необходимо разделить две проблемы: культа личности и клерикализма. Никакого культа личности патриарха Кирилла я не чувствую (возможно, потому что я далек от Москвы и от высшей церковной администрации в частности). Портреты, календари с цитатами – да, существуют, но существуют и календари с портретом Юрия Шевчука. С другой стороны, едва ли не в каждой епархии существуют простые священники, которые с большим усилием приняли встречу Патриарха и Римского папы. И никто их не осуждает, все относятся с пониманием (и только непоминающих – под запрет).

Отдельный разговор об осуществлении соборности в Церкви. Но и здесь эпоха патриарха Кирилла привнесла новшества: Предсоборное присутствие, например. Другое дело, как эти механизмы работают…

Совсем другое дело: нездоровая клерикализация. Здесь снова развилка: есть маргинальные течения в Церкви, замешанные на политике (всевозможные монархисты и так далее), а есть определенная услужливость со стороны клира по отношению к современной государственной власти, поддержка одной всем известной партии.

Как раз в сервилизме-то ничего особенно страшного нет, так было всегда. В конце концов Церковь должна слушать не только бедных, но и богатых, тем более, что богатые (сильные мiра сего) так много делают для её благоденствия. Только надо быть последовательным до конца, и не мешать украинцам быть украинцами, а православным американцам — американцами.

Куда опаснее, на мой взгляд, те политические направления, которые изначально задают жесткую и практически недостижимую политическую планку. Например, монархисты. Ведь очевидно же, что никакого царя в России в ближайшие десятилетия не будет, да и вообще движение назад невозможно. А как хорошо предлагать недостижимую цель: ты всегда будешь прав в её отстаивании, и притом только ты.

Или НОД – Национальное Освободительное движение. Они требуют совершенно ненужную для практики вещь: изменить Конституцию, внеся в нее православный монархизм как православную идеологию. Российское общество этого никогда не примет, однако НОДу это только выгоднее! Своим адептам он внушит, что пока не настало то, что не настанет никогда, страна оккупирована захватчиками, и это даже прописано в Конституции, на которую так же распространится порыв патриотического гнева.

И последнее. В церковном официозе я вижу две проблемы. Одну условно назовём «технократией». Поясню, какой смысл я вкладываю в это слово: когда некто воображает, что обладает универсальной технологией, позволяющей решать все профессиональные проблемы. Например, пиаровские. Но как раз вести пиар «по учебнику», то есть манипулировать читателем – не самый лучший для Церкви выбор. Церковь должна удивлять, поражать. С другой стороны, не стоит забывать известную поговорку: честность — лучшая политика.

Вторая проблема – советское наследие, советский опыт, но об этом я уже говорил. Кстати, парадоксален и опыт «джорданвилльский», ведь многие росли когда-то на книгах РПЦЗ. Это воспитание, оно въелось в подсознание. Как его изменить? Только пережить.

Каким видится будущее (собственное в Православии и Русской Православной Церкви): ближайшее и лет через десять?

Мое будущее через 10 лет – тихий прихожанин, одинокий незаметный холостяк, каких много, приступающий к Таинствам и уходящий сразу после службы.

Будет ли моя работа связана с Церковью – не обязательно, хотя не исключаю такой возможности. Но только в мирянском состоянии. Равной перспективой являются журналистика в светском издании или преподавание в вузе.

Буду ли я читать церковную литературу, прессу, вести блог, участвовать в богословских конференциях, в т.ч. заграничных? Скорее всего буду.

Будущее Русской Церкви через 10 лет – то, что я называю «шмемановский вариант». Государство не мешает и не вмешивается. В школу пускают проводить факультативы по желанию родителей, но никому не навязывают церковное. У Церкви резко падают финансовые возможности: на московские конференции крупные богословы приходят со своим печеньем для кофе-брейка.

Читаете ли вы портал «Ахилла»? Что вам нравится или не нравится в его редакционной политике? Какие тексты вызывают симпатию, а какие — отторжение?

Портал «Ахилла» появился вовремя и попал, что называется, в точку. До этого существовал Портал Кредо, который по сути был аккумулятором новостей различных альтернативных православных деноминаций. Вот какое мне дело, что там сказал Вадим Лурье или какой-нибудь Агафангел из РПЦЗ(А)? Есть журнал kalakazo (в Живом журнале — прим. ред.), но его тяжко воспринимать из-за ёрничающего стиля «дедули», и он в основном был сосредоточен на питерских новостях.

А вот «Ахилла» — про нас. И без особой чернухи (как у Невзорова), и плюсы, и минусы – все правда, откровенный разговор. Тяжело читать материалы атеистические, но это не недостаток, скорее, это горькая правда о состоянии душ. Говно и должно пахнуть говном.

Иногда, когда появляются длинные перепечатки из Мамина-Сибиряка или Чехова, понимаешь, что Алексею Плужникову как редактору приходится «закрывать дырки», ведь он хочет давать непременно 2-3 материала в день (как Варламов). И это похвально, зато читатель не бросит заглядывать на сайт, отчаявшись ждать обновлений. А что мы сами мало пишем – наша, а не редакторская вина.

Фото Дмитрия Чистякова

Читайте также:

• Православной молодежи нужно держаться подальше от приходов и епархиальных структур