Ахилла

У нас короткий отпуск. С женой и дочкой мы гуляем по Колорадо. Мне просто захотелось пожить в хижине, в горах, что дочка арендовала по системе Airbnb (проживание в частных владениях вместо гостиниц). Дочка вечно что-то фоткает в национальных парках и продает потом снимки на каком-то сайте, а жене все равно где рассылать свои «Слава Христу» и «Благодатью вы спасены!» открыточки, что потом сами уж бродят по всему Интернету, появляясь даже в самых его дальних далях. С последним, однако, проблема. Мобильной связи в хижине на девяти тысячи футов попросту нет, а Интернет здесь едва тянет.

Возле нашей хижины здоровенная лосиха спокойно щиплет какую-то травку на лужайке, на нас даже не глянет. Помойку гостеприимные хозяева попросили на улицу не выставлять — придет медведь, все растреплет. Все запечатанные пакетики с продуктами из магазина тут распухшие, как воздушные шарики — сказывается низкое давление атмосферы.

Здесь множество мест, где, кажется, не ступала нога человека. Кому, кроме медведей, захочется лезть на кручу, поросшую непроходимым сосняком? Скалистые окончания венчают такую гору где-то в поднебесье, и была бы она здесь одна! Их тут тысячи. Хотя, не удивлюсь, если на иных вершинах уже значится «здесь был Вася».

Туристы ходят по проложенным тропам, машины ставят на оплаченные парковки, все тут продумано, обустроено, даже в сложнейших местах. Указатели, туалеты, предупреждения об опасности. Всякий идущий тебе навстречу улыбнется, найдет силы махнуть рукой, скажет: «Hi, how are you doing?» Или типа того.

Народ самый разный. Молодые и поджарые, какая-то юная пара даже и ребеночка полугодовалого в специальном рюкзачке с собою тащит, и тут же бабушка с дедушкой, помогающие себе в тяжелом подъеме парой лыжных палок. Что им на диване не сидится? Бывалая дочка говорит, что туристов сейчас раза в три меньше. Из-за Ковида. И правда, даже в горах масок пешеходы не снимают. Или надевают их спешно, едва завидев встречного. Или отступают на несколько шагов в лес, чтобы разойтись на узкой тропинке, не надышав друг на друга.

И тут — на тебе! Встречаем туристку, что прикрыла лицо радужно раскрашенной маской. Жена моя кипит справедливым негодованием — и тут, в такой дичи, от голубых не скроешься! Я гнева ее не разделяю. Не потому что гомикам сочувствую — вот еще! Мужское достоинство дается человеку самим Богом. Отказываться от такой ответственности — нарушать великую вертикаль естественной иерархии, поясненной апостолом Павлом: Бог — Христос — муж — жена. Добавим еще сюда мысленно детей, которым мать — уход, а отец — пример для подражания, и все это обращается в твердый вселенский порядок. Что бы там ни орали феминистки, мир этот — мужской. Значит мужчинам за него и отвечать, нечего бабами прикидываться. Вот ведь интересно, сколько я этих размалеванных мужиков ни встречал, все они одеты и накрашены словно блудницы на панели. Хоть бы один прикинулся скромной учительницей или положительной мамой семейства. Только вздохнешь да плюнешь.

Эмпирически, то есть пробуя новые модели поведения, мир наш меняется. И не в том перемена, что с такой вот терпимостью к «мерзости перед Богом» наступит скоро Содом и Гоморра и Америке этой придет кирдык. А в том перемена, что планетка наша, благодаря немедленной доступности всяких знаний и сведений, вдруг стала совсем маленькой. Прежних разграничений и расстояний на этой жемчужинке, во тьме кромешной Создателем подвешенной, больше нет. Теперь всем нам, таким разным, надо учиться гибкости, друг дружку терпеть, дружно жить. Улыбаться незнакомцу и говорить ему «Hi, how are you doing?» куда правильнее, да и безопаснее, чем навязывать ему свои понятия о том, что хорошо, что плохо. Интернет и правда связал нас всех воедино, порушил границы, укокошил прежние авторитеты.

Тема голубых для нашей семьи болезненна. Среди родственников жены, в сибирской глубинке, неразрешимая проблема. Родился мальчик, а подрос — стал считать себя девочкой. Да и не назло кому-то, а просто, едва говорить начал: «я сделала, я пошла, я поиграла!» Поначалу смеялись над ним, думали, пройдет дурь, а оно нет. Чем старше он, тем больше. Вроде не псих — учится хорошо, соображает неплохо, а куда такого? Отцу и матери, простым работягам, целая беда. Отмазали как-то от армии, женили чуть не силком на девушке с аутизмом. Жена моя на той свадьбе не была, но говорят, без слез и отвращения смотреть на тех молодых было невозможно.

Утверждай после этого, что все голубые просто безобразники. И все же, когда заходит мужиковатая бабина в мужской туалет, мне как-то не комфортно. Надо перестраиваться. Учиться с этим всем жить. Пендалями ее из нашего сортира не попрешь. Времена не те.

Анекдот такой был в советские времена. Мальчик спрашивает: «Папа, а что такое коммунизм?» «Коммунизм, — папа мечтательно закатывает к небу глаза, — это когда все будут есть клубнику со сливками». Мальчик морщится: «А я не люблю клубнику со сливками». Папа трахает по столу кулаком, орет в гневе: «Я сказал, и будешь жрать клубнику со сливками!»

Уже тогда, в далекие семидесятые прошлого века, папа такой смотрелся смешным, и мы, молодежь, весело хохотали над ним, незадачливым, не сознающим, что время таких ушло, что будущее за нами, новыми, недремучими, готовыми уважать всякое мнение.

Замаялись мы с женой лазить по колорадским горам. Решили сходить в Музей Искусств местной столицы штата города Денвера. Сходили. И очень разочаровались. Там, как оказалось, и смотреть-то не на что. Огромное здание, современное, просторное, а стены считай голые. Из шедевров — три-четыре картинки старых мастеров, остальное — подозрительная колдовская живопись местных индейцев да всякий авангард, что в других столицах на каждом углу продается. Разочаровались, словом.

Неподалеку оказался местный ботанический сад. Поехали туда. Но и тут — не катит. На сегодня все билеты проданы, территория заполнена до допустимой ковидной возможности. Сидим на лавочке, грустим. Подошла бабуля, местный администратор. Извиняется за конфуз. Услышала наш акцент, поинтересовалась, откуда такие? Я грустно ответил — из Оклахомы. Посочувствовала нам бабуля, и смягчилась сердцем: «Билетов, официально, на сегодня больше не отпущено. Однако от имени мэрии города Денвера разрешаю вам, таким невезучим, свободное безбилетное посещение. Идите себе, гуляйте, наслаждайтесь флорой, взращенной нашими ботаниками».

Территория того ботанического сада небольшая, может быть, с два футбольных поля, но использована до последней возможности. Пруды с лилиями и всякой водной травкой, беседки на островках, тропические заросли, и даже русская березка, от которой моя Галина пришла в слезный восторг. И все это — посреди города. Вокруг — многоэтажки. С улыбкой заметили, что многие лоджии застеклены, как в русских городах: зима в высокогорном Денвере нередко и злющая. На одном из балконов без стеснения растянут радужный флаг гомиков. Настало, блин, будущее!

«Америка стала не та! — выговаривал моей жене один русский пассажир в самолете. — Это страна больше не христианская. Тут теперь всякий свои права качает. В школах вон Библию и не упоминай, даже кристмас-музыку под Рождество в магазинах больше не гоняют, что бы всяких там иноверцев не обижать».

Правду говорит. Америка 1992 года, в которую я приехал, была, действительно, поболе «христианская». Магазины по воскресеньям открывались лишь в час дня. До этого времени приличным людям полагалось пребывать на церковной службе. Кристмас-музыка, точно, под праздник Рождества лилась отовсюду. Из выпивки в продовольственных магазинах только легкое пиво; по воскресеньям ликеро-водочные изделия не продавались нигде.

Что, христиан теперь меньше в этих краях стало? Да вовсе нет, вон они, церкви. На ином перекрестке их аж по четыре штуки, и в каждой дружно и многолюдно Христа славят. Просто христиане местные научились жить по-другому. Не заставляют они всякого-каждого жрать клубнику со сливками. Да, выходят с протестами против гей-парадов, но не часто такое случается, потому как знают голубые, что поддержки их слабостям в нашей Оклахоме нет. Местным ковбоям не до глупостей. У нас тут правят республиканцы. А в Колорадо вот — демократы. От того и висит тут радужный флаг всем на обозрение. Во, мол, какие мы, от предрассудков свободные.

Блудный сын в известной притче фактически заявил: «Не хочу жить, как принято, что мне ждать твоей смерти, папаша? Отдай мне, до времени, мою часть, и отвалю я повеселиться». Не то, что смерти отцу своему пожелал, что само уж по себе грех страшный, а и похоронил родителя вовсе. И что отец? Взял дубину и клубнику со сливками жрать заставил? Вовсе нет. «Иди, сказал, блудный сынок. Попробуй такую желанную тебе веселую жизнь».

Интересное слово «блудный». Говорят, еще в шестидесятых на филфаке в МГУ был у преподавателей вопрос студентам на засыпку: как в древнерусском языке писалось неприличное слово из трех букв? Правильным ответом было: с твердым знаком на конце. И точно. Слово «уд» в древнерусском именно так и писалось. Отсюда «заблудиться» — потерять верный путь. «Заблуждение» — результат следования неверному влечению. Недостойное, нарушающее принятые нормы поведение — «блуд». Отсюда и женского рода «б… ь». А уж выражение дорогого нашего Леонида Ильича Брежнева «с чувством глубокого удовлетворения…» (уд-воле-творение) вызывало у иного филолога плохо скрываемый хохот. Невольно усмехнешься и тому, что и слова «мудрость», «чудо», «чудак», и его вариация на букву «м», в русском языке так же неподалеку от «уда» приблудились.

Отвлекся, однако. Притча о блудном сыне, рассказанная Иисусом, была нарушением всех ветхозаветных устоев. Спаситель призывал слушателей к новому пониманию, вел их к Новой Заповеди: возлюби ближнего не только как себя самого, но как Я возлюбил вас. Отец на своего блудного сына не жал, не трахал кулаком по столу, не вдалбливал ему принятых «понятий» и правил Закона. Он дал сыну свободу. Позволил ему попробовать лимиты возможного, возрасти в знании на пережитом опыте, познать «мудрость» не мудака, подвигаемого лишь похотями глаз, плоти и гордостью житейской, но, как в Притчах сказано, приобрести «мудрость разумного — знание пути своего». А это — знание пути своего — совсем не просто приобретается и дорогого стоит. «Был мертв и ожил». Благодаря чему? Благодаря опосредованному опыту. Попробовал — понял.

Всякий октябрь в Америке отмечен приближением странного русской душе праздника Хэллоуин. В магазинах на видные места выставляется всякая чертовщина: хохочущие надувные привидения, страшные шкелеты, чучела всяких демонов да чертей. Все это расползается по дворикам, усеянным осенней листвой, изгороди украшаются оранжевой иллюминацией, у дверей пристраиваются тыквы с прорезанными в них треугольными глазницами. Свечку внутрь — и страх ночному прохожему. Ведьмы на помелах болтаются рядом с висельниками на ветвях деревьев.

Накой все это в христианской стране? Когда-то патриарх Никон не допустил даже и звучания органов в православных церквях. «Дудки бесовские» посчитал он для богослужения невозможным соблазном. Скоморохи на Руси преследовались, ни о каких трубадурах, бардах, и речи быть не могло. Сатиры, высмеивания светской и духовной власти в военном лагере, а именно так и было устроено Московское Царство, не предполагалось. Какая уж там программа «Куклы»! Карнавальная культура на Руси жила разве что в анекдотах. Слабое ее проявление можно было проследить лишь в организации советских праздников, где за официальной частью — докладами генсека и его приближенных — следовал концерт, в котором, под конец, выходили всякие хохмилы повеселить партработников репризами или куплетами под гитару и гармошку-концертино.

Лучше всего природу карнавала, отдыха души, пояснил академик Михаил Бахтин в своей работе «Проблемы поэтики Достоевского». Вот что он пишет:

«В карнавале вырабатывается в конкретно-чувственной, переживаемой в полуреально-полуразыгрываемой форме новый модус взаимоотношений человека с человеком, противопоставляемый всемогущим социально-иерархическим отношениям внекарнавальной жизни. Поведение, жест и слово человека освобождаются из-под власти всякого иерархического положения (сословия, сана, возраста, имущественного состояния), которое всецело определяло их во внекарнавальной жизни, и потому становятся эксцентричными, неуместными с точки зрения логики обычной внекарнавальной жизни. Эксцентричность — это особая категория карнавального мироощущения, органически связанная с категорией фамильярного контакта; она позволяет раскрыться и выразиться — в конкретно-чувственной форме — подспудным сторонам человеческой природы».

Вот это последнее, «подспудные стороны человеческой природы», необходимость их высвобождения, права на пробу, и было замечено мудрыми католиками. Пар надо выпускать. До трех месяцев в году житель Европы проживал в реалиях карнавальных праздников, что стирали всякие социальные различия, во время которых бедняк становился равным королю, а грешник — Папе. Почитайте поэзию Эвариста Парни, разве можно было такое не только публиковать, но и подумать в православной России?

И церковь, и светская власть у католиков внимательно следили, что именно подвергается осмеянию во время карнавалов, и корректировали свои просчеты. Карнавал служил для них точнейшим инструментом наблюдения за подданными.

В одном из своих ютуб-роликов митрополит Тихон Шевкунов с удовольствием рассказывает о том, как он наблюдал польское студенчество в католических храмах Кракова во время одного из праздников. Мессы там шли по нескольку в день, и храмы были полны молодежью. Значит, уважают те студенты клерикалов-католиков, доверяют им. Не бегут от них к протестантам.

Невольно тут вспомнишь книгу Олега Курзакова, опубликованную на «Ахилле», в которой, среди прочего, говорится:

«В начале 90-х русской Церкви авансом были созданы невиданные в истории благоприятные условия для общественной деятельности, христианизации народа, церковного просвещения. Эти возможности оказались в большей своей части нереализованными, деградация церковной жизни сегодня нарастает».

Тут удивишься невольно: отчего же утухло то, что так хорошо началось в начале 90-х? Да от того, что предполагало те самые элементы карнавальной культуры: общественную раскрепощенность, свободу слова, волеизъявления, сатиру, предполагало, в конечном счете, реформу церкви вместе с реформой всей общественной жизни.

Пристало ли христианам бояться какого-то карнавала? «Что же сказать на это? Если Бог за нас, кто против нас?» (Рим. 8:31) Казалось бы, да пусть их, неразумные, облачатся в костюмы чертей да бесов, отпляшут свой Хэллоуин, обожрутся конфет да пряников до отрыжки. Пусть поймут, что помогает дьявол блудному сыну лишь расточать нажитое мудрым отцом, что не могут бесы предложить самого главного, что роднит нас со Вседержителем, отмечает нас как сыновей Его — созидательного творчества. Пусть поймут, что дьявол способен лишь лгать да губить.

Так и бывает оно здесь, в Америке, каждый год. Напрыгаются весельчаки 31-го октября до одури, свалят свои маски да костюмы с хвостами в пыльный ящик, повыкидывают дырявые тыквы на помойку и с радостью украшают свои дворики атрибутами приближающегося Рождества. Снова радуется Отец возвращению блудных сыновей, снова полны церкви, снова играет рождественская музыка — вовсе не везде от нее в Америке отказались.

Изменился наш маленький мир. Чтобы понять, что в мире сейчас происходит, очень рекомендую посмотреть лекцию Сергея Гуриева «Информационные Автократии» на ютубе. Получается так, что народами теперь правят не страшные дядьки, что норовят резиновой дубиной, а то и калашом без магазина, привить любовь ко всякой «клубнике со сливками», а неприметные ботаники у компьютеров, что враз вычислят жестоких омоновцев лишь по нечеткому изображению глаз. У ботаников тех — знание, которое и не снилось прежним правителям. Герой фильма «Брат 2» ошибался, утверждая, что сила у того, у кого правда. И у Гитлера, и у Ленина правда была своя, а вот знание, применяемое тихими «ботаниками», — одно на всех. Сила, оказывается, именно в их знании. Настают совсем иные времена. Иной семнадцатилетний подросток понимает сейчас куда больше всемогущего президента, просто оттого, что в Интернете плавает лучше. Будущее за ним, за ботаником.

Мы гуляем по Колорадо. Вот городок Боулдер. Фактически северный пригород Денвера. Здесь расположен знаменитый на весь мир университет. Улица «Жемчужная» здесь закрыта для движения автомобилей. Это пешеходная зона. Магазинчики, ресторанчики, столики и стулики на мостовой. Теплый для октября вечер. Пятница. Здесь полным-полно молодежи. Дочка говорит, что занятия в универе из-за Ковида отменены, вот и гуляют студенты. Прямо наш Новый Арбат, только куда веселей.

Совсем недавно эта молодежь протестовала здесь, возмущалась произволом полиции, придушившей рецидивиста, чуть не погромила всю эту красоту. А теперь эта же молодежь весело пляшет. Правду говорю, не преувеличиваю. Посреди перекрестка какие-то черные музыканты грохочат барабанами и бас-гитарой, дуют в саксофон, выпевают какие-то незатейливые слова. Заводит молодые души ритмичная музыка, и танцуют весело студенты, танцуют туристы, пританцовывают даже и полицейские. Кого тут только нет: и грешники-геи, и христиане, и мусульмане, и китайцы, и африканцы, и европейцы. Все трезвые, веселые. Никто здесь никого клубнику со сливками жрать не заставляет. Пляшут ботаники, радуются свободной жизни. Улыбки скрыты ковидными масками, а в глазах симпатия, дружба да любовь.

Фото Колорадо: Agatha Lipats

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: