Ахилла

«А какое вам дело до церкви, если вы – не в ней?» — этот вопрос я десятки раз задавал своим собеседникам в те времена, когда и сам был внутри церкви, и потому часто смотрел на происходящее субъективно (что может знать рыба о воде, в которой живёт?).

Прошли годы, и этот вопрос задают сегодня мне: «А какое тебе, друг Сирожа, дело до нашей церкви? Мы — в ней, а ты – нет». На самом деле, вопрос этот очень сложный и совсем не праздный. Где-то глубоко внутри себя я чувствую, как маленький червячок грызёт сознание, прогрызая огромную дыру, имя которой – неуверенность в собственной правоте. Зачем я дискутирую о церкви, зачем я время от времени пишу о ней?.. Ох, это очень сложный вопрос. Но именно поэтому просто необходимо на него ответить. Хотя бы вкратце выделить основополагающие моменты.

Недавно я вычитал хорошую фразу одного русского буддийского учителя: «Думаю, что хороший буддист не должен себе позволять оскорблений и насмешек над другими религиями и тем, кто их исповедует. Даже о критике общин других вер и порядков внутри них стоит сто раз подумать, полезна ли она. Как правило, она неуместна. Это похоже на семью. У нас есть возможность критиковать своих детей, мужа, жену, даже сказать что-то своим родителям. Но пока не совершается преступлений, неуместно вмешиваться с непрошенными советами в чужие семейные порядки (соответственно, и в дела не нашей религии). Такое вмешательство не говорит о добросердечии, это говорит о нашей бестактности, нашем высокомерии и неуважении к чужой свободе и личному выбору».

С этой фразой мне сложно не согласиться: если большая семья (в данном случае религиозная) любит определённый распорядок дня, кушает нечто вполне определённое и слушает определённую музыку – какое нам, действительно, до этого дело? Но с другой стороны, раз уж я привёл пример семьи в качестве показательного, то нельзя не вспомнить семьи, которые навязывают свой устав всем соседям: танцуют до утра и включают музыку на своём огороде так, что от неё не спрятаться, не скрыться. Обычно мы принимаем меры, чтобы соседи начали вести себя потише… И это, думаю, логично.

Сегодня большая церковная семья, очевидно, стала вести себя немного громче, чем это следовало бы делать в условиях цивилизованного общежития. «Музыка» и «голоса» этой семьи вышли за переделы стен своей квартиры и стали слышны соседям. И не так важно, хорошая у них музыка или плохая: возможно, кто-то больше ценит тишину. И это его личное дело, неотъемлемое право. Молодые церковные опричники (Энтео), симфония с государством, породившая неуклюжий и спорный «Закон о защите чувств верующих» (который, я думаю, еще будет высмеян историей), война за столичные скверы (которые хотят застроить храмами), попытки запрета фильмов и выставок, конфликты с выселением людей (статья «Ахиллы» о жителях Валаама), борьба за Исаакий, госохрана патриарха Кирилла и т.д. В общем, церковная семья ведёт себя весьма шумно, иногда — по-гопнически шумно.

И это причина №1 — почему мне есть дело до церкви.

Как ни странно, но причиной под № 2 я склонен считать былую влюблённость и вызванное ею созависимое поведение. Которое, с точки зрения психологии, безусловно, следует в себе искоренить – но это дело сложное, требующее времени.

Если перепроецировать отношения я-церковь на отношения между людьми, то получится, что лучший когда-то друг – старший твой наставник и авторитет — вдруг явил себя в ином амплуа и вызвал разочарование. И ты, через боль и мучения, осознал, что декларируемые им идеалы совершенно к нему самому не относятся. И вообще – это бывшие идеалы, сегодня их уже нет: все изменилось. Но где-то глубоко внутри ты еще не перестал считать его близким, дорогим человеком: он тебе не безразличен. И болью в сердце отдаёт каждый его неблаговидный поступок, ты продолжаешь зависеть от его поведения – и продолжаешь расстраиваться. Вроде бы, ты уже не в его «обойме», а он – не в твоей. У вас разные дела и разные жизни. Но порой, читая о нем в прессе, ты не на шутку переживаешь. Ты уже давно далек от него, но невидимая нить еще не до конца износилась, и осколки памяти предательски являют тот старый – светлый — образ. И сопоставляя его с образом нынешним, ты чувствуешь тревогу, и ощущаешь какую-то боль.

Так же и церковь, в которую ты когда-то пришёл, встретила тебя старым и добрым отцом Василием, стоящим у Престола и принимавшим у тебя первую твою исповедь. Встретила «духом любви и истины», в которых ты не сомневался, потому что был мал и слишком занят игрой в войнушку, рыбалкой с дедом и чтением «Тома Сойера». Ты был слишком занят ЖИЗНЬЮ в моменте «здесь и сейчас» — и не было времени разбираться во всех хитросплетениях веры, в которую тебя, не спросив, окрестили. Точно так же, как принимал православие и позволял два раза в год выводить себя на долгие-долгие непонятные службы, в те далекие времена ты был бы готов принять и буддизм с его улыбчивыми ламами. И вообще, ты был готов принять все то, от чего веяло добротой и состраданием, где кончалось мещанство твоих девяностых: с его коврами, дачами, баночками варенья и борьбой за выживание. Вот какой виделась тебе церковь, вот как она встретила тебя…

А проводила патриархом с мегадорогими часами, которых нет на руке, но отражение которых ты видишь на глянцевой поверхности такого же, как часы, дорогого стола. Проводила тебя отсутствием ответов даже на самые простые вопросы, проводила отсутствием логики и стремления к познанию мира, стремления развивать в себе критическое мышление и умения правильно чувствовать мир. Проводила молчанием, от которого веет холодной укоризной, а иногда и высокомерным назиданием: «Ты не понял, потому что – гордыня. Потому что – эгоизм. Не будь этого – ты бы понял, остался бы с нами. Потому что истина – только у нас». Если с вопросом об истине я, мягко говоря, не согласен, то про гордыню – кто его знает, может оно и правда так?..

Но как бы там ни было, в любом случае былая влюблённость есть причина №2, благодаря которой мне (и, полагаю, не только мне) есть дело до церкви. Хотя тут очень важно отметить, что лично мой разрыв совсем не связан с какими-то социальными категориями и, прежде всего, имеет логический, философский контекст.

Если первые две причины несут в себе, скорее, негативный оттенок (неудобства, которые исходят от церковной семьи и попытки вмешаться в жизнь соседей + созависимое поведение, вызванное былою влюблённостью), то причина №3, на мой взгляд, очень позитивна.

О ней я как-то уже писал в статье «Что позволено Юпитеру». И эта причина – неравнодушие людей, для которых вера и церковь на уровне генетического кода все-таки свои, родные. Даже если эти люди – агностики, атеисты, деисты или неопределившиеся. Именно подсознательное чувство причастности к миру, где церковь занимала и/или занимает важное место, становится причиной того, что люди часто рассуждают о церкви и даже спорят о ней на кухнях. И им есть до неё дело, это понятно и ожидаемо. С какой-то стороны это даже прекрасно: народ, который реагирует на несправедливость и лицемерие, – это живой народ.

Организация, которая называет себя ни много ни мало «телом Христовым», вызывает у общества определённые ожидания. Потому что организация, которая считает себя продолжательницей дела Христа, логично должна своему Основателю соответствовать («Назвался груздем-полезай в кузов»). И когда несоответствие слов и дел доходит до критической точки – общество уже не может молчать, потому что нет ничего хитрее и опаснее волка в овечьей шкуре: такой волк может заманить стадо в место, из которого будет уже не выбраться.

Когда декларируется нестяжание, любовь и прощение, открытость и честность, а на деле получаются все эти посохи, митры, кортежи, парки под застройку, истории с жителями Валаама и иже с ними – в обществе случается раздвоение и когнитивный диссонанс. Ведь если нравственный идеал ведёт себя так, то что же остаётся делать нам, простым смертным?.. Куда глядеть?

Если нравственный идеал занимается торговлей, подыскивая ей хитроумные термины типа «добровольных пожертвований», то как тогда быть простым гражданам? Как им дать правильное определение такому понятию как бытовая честность?..

Я полагаю, у общества есть очень веские причины интересоваться церковью в данный исторический момент. И этот интерес вполне можно считать здоровым. Все процессы в мире, как известно, взаимозависимы: и, до тех пор пока «церковная семья» ведёт себя громко, к ней будут приходить жалобы из домоуправления и коллективные заявки от соседей — это нормально, и это ожидаемо.

До тех пор пока русский народ жив, пока в нём не стерлись такие понятия, как честь, совесть и нравственность, пока в народе не пропал в результате эволюции орган, которым любят и верят – народ будет реагировать на лицемерные поступки тех, кто называет себя светилом чести и нравственности.