Ахилла

От автора текстов для проекта «исповедь ухожанина» «Дай мне православным умереть: воцерковление» и «Дай мне православным умереть: постревоцерковление».

Этот текст — попытка более-менее системного описания последствий того, что мне дало почти 30-летнее пребывание в РПЦ. Очень подробно свою религиозную жизнь я описал в предыдущих статьях, поэтому ниже краткий пересказ того, что со мной происходило.

Я вырос в крайне религиозной семье образца неофитских 90-х годов. Дело еще осложнялось тем, что мой отец был запойным алкоголиком, а мать созависимой. Моя детская религиозность под влиянием семьи началась в 5 или 6 лет, в 13 лет у меня начались депрессии, после чего я еще глубже погрузился в религию. Я был также чадом «духоносного» старца. Потом был отход от церкви, попытка суицида и очередное возвращение в церковь с теми же печальными результатами топтания на одном месте, пока после 30-ти у меня не произошел очередной кризис, после которого я попал в одно из 12-шаговых сообществ, а позже в группу по преодолению последствий религиозного насилия. После этого я прекратил религиозные практики и занялся собой.

На «Ахилле» поднимался вопрос реабилитации клириков и монахов после выхода из церкви (см. «Будущее бывших» и «Будущее бывших 2.0»), но миряне страдают от церковной системы не меньше. Единственным отличием считается, что бывшие клирики и иноки тяжелее социализируются, им надо заново учиться заботиться о себе финансово. Но многие миряне также связывают свою жизнь с церковно-приходской жизнью и начинают зависеть от церкви и финансово. Мне кажется, что дело тут не в сане или обетах, а в том, что чем сильнее человек погружается в религиозную систему, тем сильнее она его травмирует.

Меня заинтересовала проблема религиозного насилия и то, как религиозность повлияла на мою жизнь. Из той литературы, которую я нашел по этой теме на русском языке, я ознакомился с книгами «Маски авторитарности: очерки о гуру» Дж. Крамера и Д. Олстед и «Освобождение от психологического насилия» С. Хассена, а также со статьями в интернете по этой теме. Наиболее полная классификация религиозного насилия приводится у Хассена в его BITE-модели, также он приводит множество других вариантов.

Надо отметить, что большинство классификаций относятся вроде как к насилию, которое совершается в т.н. деструктивных сектах. Но в ходе чтения я обнаружил, что хотя я был в мейнстримовом православии, практически все признаки религиозного насилия применимы и к моему опыту. Единственная разница состояла в том, что в некоторых сектах (но далеко не во всех!) манипуляции и искажение сознания на почве религии делаются сознательно и с умыслом. Православию же я это приписать не могу. До сих пор уверен, что подавляющее большинство священников и прихожан делают все это «от чистого сердца». Но как бы то ни было, результат один и тот же.

Религиозное насилие — это мировоззренческие манипуляции, которые ведут к разрушению человека. Насилие проявляется в том, как религиозная система реализуется в жизни отдельно взятого человека, который, следуя дисфункциональным установкам, или не удовлетворяет свои потребности, или разрушает себя, или причиняет ущерб окружающим, или делает все это одновременно, как это было в моей жизни.

Ниже я буду последовательно приводить описание признаков религиозного насилия, и рассказывать о последствиях, о том, как это проявилось в моей жизни. Признаки взяты с этого сайта, как наиболее подходящие моему опыту в православии.

Несколько необходимых предварительных замечаний:

— цель статьи — не критика церкви или христианства как такового. Но оказалось, что у меня были такие близкие отношения с Христом, церковью и религией, что описывать свой опыт в отрыве от писания и предания не представляется возможным.

Все религиозные установки, которые я привожу, оказались почти намертво встроенными в мою личность. Соответственно, я описываю вещи, которые были трагичными и болезненными лично для меня, и об этом следующее замечание;

— мой религиозный опыт был именно таким в том числе из-за того, что я был очень чувствительным и восприимчивым ребенком, и не все мои сверстники из религиозной среды, в которой я вращался, принимали все так близко к сердцу, как я.

Я прекрасно понимаю, что то, что наносило ущерб мне, взять, например, представления о скором конце света, вообще может не задеть другого ребенка или взрослого. В силу особенностей своей личности, возраста, семьи и социального окружения я был особенно чувствителен к идее конца света и во всем искал признаки грядущего апокалипсиса. Но чтение православных или бывших православных авторов утвердило меня во мнении, что я был такой не один, и этой паранойе было подвержено достаточно много людей, в том числе взрослых, и среди них вполне образованных и интеллектуалов. И отсюда вытекает последнее замечание о том, для кого этот текст;

— я писал его исключительно для двух категорий людей. Во-первых, для тех, кто, как и я, пережил подобный травмирующий религиозный опыт в детстве или уже во взрослой жизни, и на ком все это оставило болезненный отпечаток. Вкратце, смысл был в том, чтобы показать последствия, осознать их и понять, что выход есть. И во-вторых, для тех, чьи дети могут соприкоснуться с религиозной системой на каком-либо этапе жизни (православный детский сад, гимназия, воскресная школа, курсы, семинария и т.д.). Совершенно не факт, что из исходных предпосылок, которые я описал, они сделают такие же выводы, как и я. Новое время предполагает новую интерпретацию. Но существует вероятность того, что среди ваших сыновей или дочерей есть впечатлительные и особо чувствительные к определенным вопросам дети, и если после прочтения вы задумаетесь о том, как могут религиозные установки повлиять на вашего ребенка, этого будет достаточно. Мои родители, к сожалению, не имели такой возможности.

1. Учение о карающем боге

Можно бесконечно писать о «совершенной» евангельской этике любви, но факт остается фактом: Новый Завет — прямой наследник Ветхого Завета, а в некоторых моментах он обострил те вещи, намеки на которые только начали появляться в иудейских писаниях. Существование ада, о котором говорится в евангелиях в виде геенны огненной с червями и огнем, муки вечной, огня вечного, просто ада как такового, предполагает наличие судьи и карателя, т.е. того, кто осуществляет наказание.

К сожалению, в христианстве крайне неудачно судья, прокурор и палач объединены в одном лице — всем этим занимается сам бог. В этом плане позднейшие апокрифические истории с мытарствами и преисподней, наполненной бесами, — это как раз одна из попыток оправдания бога и снятия с него ответственности за это безобразие. Напомню, что там в роли прокуроров и палачей выступают бесы, а светлые силы (ангелы, святые, сам бог) просто стоят в сторонке и фактически разводят руками, если вы не удосужились поднакопить добрых дел. Но в евангелиях не так: из речи Иисуса прямо следует, что именно бог отделяет овец от козлищ, никакие бесы в качестве посредников обвинения и исполнения наказания ему не нужны, поэтому бог однозначно карающий.

Как бы то ни было, если вы приходите в религию в более-менее зрелом возрасте, у вас есть возможность порационализировать на этот счет, подыскать какие-то оправдания, как-то примириться с этой несуразицей. Но я был ребенком и ничего противопоставить этой идее не мог. Мне пришлось смириться с идеей всецело карающего бога.

Все это обильно подкреплялось историями Ветхого Завета, житиями древних и современных святых и подвижников, которые я потреблял в больших количествах. Там уж бог во всей красе разворачивался и за грехи косил народ направо и налево, что только успевай уворачиваться, причем занимался он этим всегда. Начиная со всемирного потопа, нечестивых Содома и Гоморры, древних египтян с египетскими казнями, несчастных семитских народов, которых угораздило поселиться на обетованной земле до евреев и которые за это были вырезаны почти начисто с божественной помощью, бог не переставал посещать своих верующих (и неверующих) своей милостью в виде обильного урожая смертей. Приход спасителя начался с легендарного геноцида невинных вифлеемских младенцев, а логический итог пришествия своего сына милосердный и всепрощающий бог подвел, начисто уничтожив Иерусалим с нечеловеческими пытками и мучениями его населения. Помните за что? А это еще в евангелии доступно объясняется — за то, что не приняли своего спасителя. Не имеет значения, что на тот момент в городе жили сыновья и внуки тех людей, для такого бога времени не существует. Далее милосердная рука бога проявлялась в средневековье и, конечно, кровавой русской революции и советском периоде, которые были «карой божией» за грехи русского народа.

В связи с этим меня сейчас совершенно не шокируют высказывания священников и епископов о том, что ковид — это божья кара за грехи. Это абсолютно вписывается в манеру поведения этого разъяренного бога. Тут надо удивляться и служить благодарственные молебны за то, что это психованное верховное божество сейчас убивает меньше людей, чем обычно на протяжении истории.

Если подвести некий логический итог проявлению идеи карающего бога в писании и предании, то ее хорошо выражает на личном уровне концепция «страха божьего». Да, конечно, этот страх потом должен переходить у совершенных в любовь божию, но я вот на протяжении почти 30 лет в церкви не смог этой любви достичь, поэтому с самого детства приходилось довольствоваться страхом.

Но религиозная жизнь включала также обширную устную традицию, которая передавалась из поколения в поколение. Когда с детства постоянно слышишь «боженька все видит», «споткнулся — это бог наказал», «бог ему судья», «бог накажет» и т.п., трудно становится верить в милосердного бога.

Последствия: страх, тревога, ожидание наказания и кары, потеря желания вообще что-либо делать, если никак этого карающего бога удовлетворить нельзя.

Надо отдать должное А.И. Осипову, именно запись его лекции «Бог есть любовь» открыла мне идею божественной любви в более-менее адекватном виде. До сих помню, как я рыдал, когда впервые слушал ее в юности. Кто знает, может быть, я бы раньше ушел из церкви, если бы лекции и книги Ильича не открыли мне новой глубины в казавшейся тогда пустой церковной действительности, так что я продолжал барахтаться в ней еще 20 лет после этого.

Но вы думаете, что любовь бога способна компенсировать его карающий характер? Для меня нет. Все-таки пропасть огромна. Уверен, что многие более-менее адекватные клирики пытаются смягчить последствия этой идеи, понимая ее несостоятельность хотя бы на подсознательном уровне. У меня к ним много сочувствия, потому что жизнь в постоянном раздрае между непрестанным утверждением гневливости бога и попыткой ее отрицать несмотря ни на что приводит к невротизму, как это было со мной.

2. Запрет на критическое мышление в отношении религиозных установок и безоговорочное подчинение религиозным авторитетам

С самого детства я абсолютно некритично воспринимал то, что мне говорили о боге родители или люди в церкви. Это уже была прекрасная база для того, чтобы выключить мозг в отношении религии. Читая соответствующую литературу, я находил все больше подтверждений тому, что любые размышления на тему божественного бессмысленны, а то еще и вредны, потому что я не освободил своего сердца от грехов для чистого богомыслия. Да, в этих же книгах утверждается, что рассуждение — главная добродетель, но может ли каждый верующий сказать, что он этой добродетелью обладает? Если нет, тогда нужно руководство или более опытных (старцев) или соответствующей литературы (как известно, оскудели учителя и надо учиться теперь по книгам). Плюс бесконечные примеры из отечников, лугов духовных, историй о старцах XIX-XX вв. о том, что чада и ученики должны безоговорочно подчиняться авторитету своих наставников, иначе милосердный бог их покарает для их же блага.

В подростковом возрасте и старше я стал уже бояться более серьезных вещей. Начитавшись Брянчанинова и других подобных авторов, я стал опасаться впасть в прелесть. Механизм впадения в прелесть можно кратко описать выражением «шаг влево, шаг вправо — расстрел». По мнению отцов, о духовных предметах можно было мыслить только в состоянии предельного покаяния и смирения (читайте «вины»), все остальные состояния вели к бесовским соблазнам. Бесы могут опутать мысли истинно верующего и совлечь его в падение. Критериев падения было несколько: впадение в смертный грех (гнев, блуд и т.п.) или же самое опасное падение — (!!!) думать о божественном не так, как написано в писании и у отцов. Вот и захлопнулась мышеловка.

Следует постоянно держать в голове, что в религиозной жизни все очень серьезно. На кону успешная или неуспешная загробная жизнь. Поэтому верующий готов отказаться от неподобающих размышлений о боге ради рая после смерти. Ему кажется, что это вполне выгодная сделка.

Страх прелести — это фактически запрет на собственный опыт и его интерпретацию, отсюда в православии практически панический страх всего нового (новых форм богослужения, языка, одежды и т.д.).

В православии есть раз и навсегда определенная точка зрения, других мнений не допускается, все разрешенные мнения должны лишь подтверждать исходные предпосылки. Нельзя подвергать сомнению основные постулаты: божественность Христа и его безгрешность, описание бога, которое содержится в Символе веры, все позднейшие надстройки вселенских соборов. Как всем известно, это вещи, даже думать о которых православному по-другому нельзя, потому что тогда он автоматически переходит в разряд еретиков и подвергается неиллюзорной анафеме, которая зачитывается в день Торжества Православия и содержит такие слова: «Дерзающим глаголати, яко Сын Божий не Единосущный и не Равночестный Отцу, такожде и Дух Святый, и исповедающим Отца и Сына, и Святого Духа не Единого быти Бога: анафема».

Последствия. Во всем этом есть одно преимущество: не надо сильно напрягаться по поводу собственного выбора, все уже и так известно. Недостатки: опять страх, на этот раз страх думать, покорность, отсутствие творчества и интереса, скука. В самой церкви мы наблюдаем полнейший тупик литургического и богословского творчества. Даже акафисты новопрославленным святым — почти всегда унылое и бездумное повторение мертвых шаблонов византийского словоблудия.

Отсюда, кстати, необходимость защищать всю чушь, которая накопилась в религии за тысячелетия. Сколько умственных усилий тратится на то, чтобы отстаивать каждое слово писания и предания, которое противоречит науке и элементарному здравому смыслу. Мы видим бесконечных батюшек, которые повествуют о мифических подвигах мифических святых.

Внимание верующего повернуто исключительно в сторону прошлого. В этом запрете на свободное размышление, возможно, кроется причина всплеска интереса к переводам и изучению древних и средневековых отцов, который произошел в конце XIX века и продолжался достаточно активно в первой половине XX века. Наверное, была надежда на то, что уж «святые»-то отцы все объяснят и разъяснят, уж им-то бог все открыл. Но надежда не оправдалась, сейчас патристикой серьезно увлекаются только узкие специалисты, не ища в ней советов на все случаи жизни.

Хотя я лично слышал, как Тихон (Шевкунов) на проповеди рассказывал, что мы до сих пор можем вживую общаться с великими старцами и находить у них ответы на все вопросы, имея в виду сборники высказываний Оптинских и иных старцев. Что ж, кому-то, возможно, и хватит забавных выражений типа «нужно жить нелицемерно и вести себя примерно, тогда наше дело будет верно, а иначе выйдет скверно», но реальная жизнь все-таки немного сложнее.

3. Деление на черное и белое, священное и дьявольское

Я затрагивал эту тему немного в своей первой статье, когда писал о «черноте» и глубоко раздвоенном религиозном сознании. В моей жизни бонусом к светлой стороне религии шли все эти истории про порчи, сглазы, ведьм, колдунов, бесов, демонов, дьявола, ад. Абсолютно все делилось на две категории, потому что носитель религиозного мировоззрения прямо-таки заворожен идеей разделить весь мир и ощущать себя на светлой стороне. Очень приятно быть на передовой этаким джедаем, который борется против вселенского зла. Инструментарий для подобного разделения практически необъятен, масштаб можно подстраивать под себя и свои запросы. В моем окружении в 90-х годах все начиналось с мелочей — святая/несвятая вода, освященный хлеб (просфоры)/обычный хлеб, освященная/неосвященная квартира, а потом все переходило на более серьезные уровни — верующий человек/неверующий человек, православная страна/неправославная страна, христианский мир/нехристианский мир.

Все можно было отнести к определенной категории, причем критерии отнесения попахивали бредом и паранойей. Навскидку вспоминаю, что запрещалось называть животных христианскими именами (кошка Машка, собачка Боня (Вонифатий!) и т.д.) потому, что животные «нечистые», поэтому таким образом мы богохульствуем, давая нечистому «чистые» имена. Или в карты нельзя играть потому, что крести символизируют крест, буби — голгофскую губку с уксусом, пика — копье воина, который ранил Христа.

Примеры бесчисленны, как песок морской. Шутка ли — разделить весь мир на две части! Это действительно серьезная работа. Но самое страшное, что приходилось рассекать самого себя. Само понятие духовной жизни в том изводе православия, в котором я варился, предполагало постоянное блюдение помыслов и слежение за собой, отлавливание плохих (греховных) движений.

Постоянному разделению себя и, как следствие, сосредоточенности на плохом в себе очень способствовала практика частой исповеди, когда нужно было рассказывать богу в лице священника о том, как ты плохо себя вел или как плохо думал. Кроме вечных качелей от чувства вины до исповеди к облегчению и «освобождению от грехов» после исповеди это ни к чему конструктивному не приводило. Каждый настоящий православный знает, что бесконечное перечисление своих недостатков и промахов не дает никакого результата, годами эти списки не меняются, да и не могут измениться, потому что то, что называется, например, «блудными помыслами», «печалью» или «гневом» — это нормальные стороны человеческой жизни, без которых люди превращаются в биороботов, ну или в православных биороботов в платочках, длинных юбках, с очами, опущенными долу.

Последствия. Снова эта вечная раздвоенность сознания, ведущая к невротизму, и снова необходимость убеждать себя в том, что это белое, а это черное, хотя, как известно, четких границ не существует. Самое страшное — необходимость постоянного осуждения себя и каждого своего внутреннего движения. В итоге это привело меня к попытке самоубийства, о которой я писал, потому что мне говорили «все хорошее от бога, все плохое от меня», и получалось, что я являюсь средоточием зла и ничего не могу с этим поделать, только уничтожить себя.

4. Деление на мы и они

Это очевидное продолжение темы разделения на черное и белое в более узком социальном аспекте. И снова перед верующим расстилается безбрежный простор для масштабирования этой идеи: верующие/атеисты, христиане/нехристиане, православные/католики и протестанты, «правильные» православные, которые признают Халкидонский собор/нехалкидонские церкви, снова «правильные» православные/старообрядцы, «правильные» православные Московского патриархата/все остальные раскольники, «правильные» православные нашего прихода или окормляющиеся у нашего старца/все остальные православные. На горизонтальном уровне можно делить всех, с одной стороны, на грешников и праведников, с другой — на фарисеев и мытарей. Уже от этого бесконечного разделения можно свихнуться, но это только цветочки.

Дальше абсолютно логичен переход на уровень нации и страны. Знаменитое «мы русские, с нами бог» — это прямое следствие этой установки. Вокруг враги, которые хотят нас поработить, потому что мы такие хорошие и праведные. Опять мы участвуем в битве добра и зла, на этот раз на государственном уровне. Даром, что у нас верующих несколько процентов, но страна-то православная! И в моем детстве и до сих пор достаточно много православных считали и считают, что мы — избранные, на нас держится мир. Если не будет в мире православных, если «держай» исчезнет, то мир падет и наступит конец света.

Отсюда, кстати, эта пламенная любовь большинства верующих к конспирологии. Самые безумные теории заговора прекрасно вписываются в эту идею разделения. Ну и заодно можно свалить вину за все неудачи на них, на врагов. Очень удобная позиция.

Последствия. Лично для меня это снова обернулось катастрофой, потому что с такими идеями в голове я был не способен к нормальной социализации в школе и даже институте. Я постоянно ощущал себя, с одной стороны, избранным, потому что соблюдал все религиозные предписания, участвовал в таинствах, чувствовал действие благодати в моей жизни, а с другой, белой вороной. Как следствие, я не мог не осуждать других за то, что они не такие (необходимость этого осуждения постоянно транслировалась в храмах на проповедях и постулировалась в книжках), и у меня возникли сложности в построении близких и доверительных отношений с людьми, которые не являются членами моей конфессии. Ребенку и подростку достаточно сложно переживать собственную изоляцию, и выход я снова искал в религии. Опять замкнутый круг.

5. Манипуляции греховностью, виной и загробными мучениями

В церкви мне говорили, что с самого начала человеческая история не заладилась. Адам и Ева согрешили, ослушавшись бога, и так в человечество проник первородный грех, который привел к череде необратимых негативных последствий, и изначально в том, что произошло, виноват именно человек. Непризнание собственной вины православие расценивает как гордыню. Таким образом, есть только один путь — путь бесконечного погружения в эту вину через постоянное осознание собственной греховности.

Этой идеей пропитана вся литургика, все акафисты, каноны, молитвы, жития. Каждую минуту на богослужении слышишь слова «помилуй», «грешный» и «грехи». Эта идея постоянно вбивается верующим в голову, и сопротивляться ей нет никакой возможности. Я закинул стандартный текст Последования литургии Иоанна Златоуста в анализатор частотности слов, и неудивительно, что после слов «господь», «бог», «отец», «дух», «век» следующим значимым словом стоит «помиловать». Постоянная исповедь в качестве допуска к причастию также вгоняет в вечную вину.

Иногда мне кажется, что религия была придумана исключительно для того, чтобы экстернализировать чувство вины, которое откуда-то возникает и которым человек бессознательно мучается. Религиозные же убеждения и истории выводят эту вину в сферу осознанности, делают ее в некотором роде внешней по отношению к человеку, и так с ней становится легче справляться.

Про ад я писал в первом признаке. Добавлю только, что никакая теодицея не способна дать оправдание концепции преисподней, ада или вечных мучений. Это тоже явно человеческое рационализирование по поводу идей справедливости. Карма, чистилище, перерождения, загробные мучения — для меня это всего лишь попытки человека как-то справиться с ощущением несправедливости этого мира и перенести справедливость хотя бы в «тот» мир.

Последствия. Постоянное ощущение страха, подавленности, серьезнейшей ответственности за каждый свой шаг и непрестанное культивирование вины. Как следствие — неприятие себя, вечное недовольство собой и самобичевание. Религия прямо говорит, что бог не принимает меня таким, какой я есть. Чтобы он меня принял, стал общаться со мной, чтобы я мог установить личные взаимоотношения со Христом, я обязательно не должен быть самим собой, а быть каким-нибудь другим. В итоге никакого нормального общения с богом не возникает, потому мое иллюзорное придуманное я общается с иллюзорным придуманным богом.

Также из этого вырастают убеждения о необходимости добродетели терпения. Духовно авторитетные люди говорят, что надо потерпеть, что все плохое происходит из-за наших грехов, господь наказывает нас за наши грехи. Это основа всем известной пассивности, которая присуща современному православию. Каждый православный знает: лучше потерпеть здесь, чем мучиться в аду.

Когда у меня был пик депрессий, старец утешал тем, что это у меня крест уныния. Если я вынесу его здесь, на земле, то в царстве небесном мне будет за это венец. Идея классная, но получается, что, начав заниматься своим внутренним миром и избавившись от депрессии, я этот «венец» потерял. На этой же идее, кстати, основываются представления о том, что только своими страданиями и кровью можно искупить грехи, поэтому некоторые особо рьяные верующие болезни не лечат, потому что верят, что за это бог дает им прощение их же грехов. Например, тот же старец, у которого я окормлялся, после смерти одной своей духовной дочери, которая много физически мучилась, говорил, что она так она искупала грехи своего заблудшего неверующего брата. Пусть это и не католическая идея о сверхдолжных заслугах святых, но уже близко. Тут страдание используется как разменная монета в торговле с богом, который может тебе отпустить твои грехи, если ты достаточно настрадался. Будучи глубоко верующим человеком, я в те времена не задумывался, а зачем же тогда умирал Христос? Получается, что его страданий недостаточно? Зато сейчас понимаю, что во всей этой истории с искуплением концы с концами не сходятся.

6. Постоянное ожидание конца света в ближайшей перспективе

Эсхатоложничать начали, конечно, не современные православные, но они успешно продолжают эту прекрасную традицию. Моя мать мне говорила в детстве, что миру осталось существовать максимум лет 20, а потом конец света, так что я ни заводить семью, ни иметь детей не собирался. Тоже самое говорил старец, у которого окормлялась наша семья: если в России не появится православный царь, то наступит конец света.

Пример из относительно недавних историй: на приходе, который я посещал, одна сердобольная преподавательница воскресной школы настолько запугала детей апокалипсисом, что они после этого пришли домой и начали прятать конфеты. И если сейчас это кажется немного маргинальным, то в 90-е годы это было мейнстримом.

Последствия. Тому, кто не испытывал этого ощущения на себе, трудно понять, что такое жизнь под постоянным эсхатологическим давлением. Возникает убеждение, что бессмысленно что-то делать в настоящем. В этой жизни ничего не имеет ценности, все самое главное исключительно за гробом. Отсюда тотальный пессимизм и ощущение бессмысленности жизни. Да, бог создал этот мир вроде как для радости, но человек его, видите ли, так испоганил, что теперь остается только одно — спалить его полностью.

Жизнь в отблесках апокалиптического зарева придает существованию особую изюминку. Я помню, что помимо обесценки настоящего и ощущения бессмысленности, у меня в связи с этим присутствовал также особый тип «благоговейного ужаса». Я читал «Видение Григория Мниха о Страшном суде», и сердце мое замирало от ужаса, и я даже не скажу, что это было неприятно. Как вам, например, такое? Вершится Страшный суд и все народы стоят перед Христом. Григорий описывает «неидеальных» христиан:

«Согрешившие же в христианстве и без исповеди скончавшиеся казались по виду скверными и нечистыми, с темными и мрачными лицами, и было их много. У одних лица были цветом подобны земле, смешанной с пеплом, или как гной, у других лица казались изгнившими, и черви кишели на лицах их».

По-моему, это классно. В ужасе на самом деле есть что-то притягательное, не зря же одни смотрят ужастики, а другие крапают такие вот видения. И заметьте, что эта участь ожидала не страшных грешников, а просто верующих, которые «согрешили в христианстве», но не успели исповедаться перед смертью. Вполне вероятное развитие событий для многих верующих в случае неожиданной смерти, например, и очередное подтверждение магического «культа постоянного причастия», активно сейчас распространяемого.

Из этой же серии, уже во взрослом возрасте, я с удовольствием читал «Расторжение брака» К.С. Льюиса и «Мои посмертные приключения» Ю. Вознесенской. Да, это лайт-варианты, вместо червей там бессмысленная работа и серое существование в стиле «грешные россияне после смерти снова попадают в РФ», но суть одна и та же.

В предании подобные рассказы разбросаны по разным источникам, когда какой-нибудь полуправедник впадал в кому или был на грани смерти, он видел место посмертных мучений и рассказывал потом живым. Из последних подобных откровений я помню фильм «У черты вечности». В нем женщина после клинической смерти также очень красочно рассказывала все в таком же духе. Несомненно, в этом есть что-то завлекающее и притягивающее своей неотмирностью.

Это сейчас многие стали просвещенными, читают современных богословов и пытаются воспринимать все это «метафорически». На протяжении первых 10 лет моей религиозной жизни у меня такой роскоши не было. И кстати, современные почти просвещенные времена не гарантируют, что не придет следующее поколение, которое будет снова понимать Откровение Иоанна Богослова буквально. Потому что конец света в пределах одного поколения совершенно недвусмысленно заложен в писании. Как раз попытки оправдаться, почему Христос так долго не приходит, выглядят достаточно жалкими. Они мало чем отличаются от оправданий каких-нибудь адвентистов седьмого дня, над которыми зря потешаются православные апологеты, по поводу того, что у адвентистов точная дата второго пришествия все откладывается и откладывается. Тут не над чем смеяться. Самим плакать надо, как говорится.

Все эти истории с антиИННэнистами и уходами в подполье, которые происходили в 90-е, сошли сейчас на нет. Но вполне возможно, что это очередное затишье перед бурей, и опьяненное религиозное сознание сейчас ищет очередную зацепку, чтобы погрузиться в пучину апокалиптических переживаний, которые, кстати, позволяют ему чувствовать себя ближе к вожделенному богу. Современная обстановка дает для этого много поводов.

Окончание следует

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: