Матушка

10 августа 2019 Константин Кокорев

Жертвам семейного насилия посвящается. Никогда не забывайте, что вы не одиноки.

Я пишу этот текст исключительно для себя. Он никогда не выйдет за пределы моего компьютера. Ну, пока я жива, точно. Нет-нет, я конечно же не собираюсь покончить жизнь самоубийством. Это большой грех. Да и не только поэтому. На самом деле у меня не так уж все и плохо.

Когда мне бывает плохо, я выхожу погулять одна по Москве. Затыкаю уши наушниками, сейчас это Диана Арбенина. И гуляю. По бульварному кольцу, мимо памятника Пушкину, по Новому Арбату. Перехожу через Москву-реку. Вы обращали внимание когда-нибудь, как люди ходят в метро, особенно в час пик? Никто не смотрит в глаза. Думаю, это потому, что людей слишком много. Москвичи устают от людей. Устают друг от друга. Ведь если замечать каждого, быстро сойдешь с ума. В Москве очень много людей, но при этом все одиноки. И мне это нравится. Идет себе молодая девушка в наушниках, никому дела нет. И мне тоже хорошо. В такие минуты я представляю себе, что свободна. Иногда представляю, что не выходила замуж, что тогда, в день знакомства с Сергеем, мы разминулись. Иногда — что решилась с ним развестись. Иногда я просто выкидываю всё из головы и не думаю в этом направлении вообще. Просто любуюсь Москвой. Но чаще всего плачу. Вместе со слезами выходит вся боль и ощущение безнадежности. После того, как поплачешь, становится легче. Иногда хочется летать. Иногда — смеяться. После слёз всегда хочется радоваться. И я радуюсь каким-нибудь мелочам. Например, как неуклюжий трехлетний мальчишка плюхается на попу, но не плачет, а делает вид, что подняться сам не может и тянет руки к маме. Или рассматриваю свадьбы. Молодые такие красивые, такие живые. Они любят друг друга. Они обнимаются и целуются, а фотограф просит их улыбаться.

С Сергеем мы познакомились в Сергиевом Посаде, я только заканчивала школу, в одиннадцатом классе. Мы приехали с классом в Сергиев Посад. Точнее приехали в Москву, на недельную экскурсию. А уже здесь наша классная руководительница, Любовь Константиновна, очень верующая женщина, вытянула на день в монастырь, в Троице-Сергиеву Лавру.

Сергей чуть старше меня, он на тот момент заканчивал третий курс семинарии. Мы случайно столкнулись на Святом источнике. Сначала помог подержать вещи, потом предложил обменяться телефонами. И мы стали переписываться. Во время таких прогулок я часто задаю себе вопрос: что я нашла в нем тогда? Почему остановилась именно на нем? Ведь я не очень-то верующая. Но тогда мне показалось, что он — лучший человек на свете. Такой корректный, приятный, он никогда не навязывался, никогда не приставал. Сергей вместе со своей мамой помогли мне поступить в Московский педагогический университет. И мы стали видеться чаще. Свадьбы не будет, говорил он, пока не закончу семинарию. Но в итоге мы поженились через год после знакомства, когда Сергей закончил четвертый курс. На пятый, после свадьбы, он перешел уже священником.

Свадьба была шикарной. Помогли мои родители, его мама вложила большие деньги. После свадьбы мы слетали на Кипр, это было лучшее время. До сих пор рассматриваю наши свадебные фотографии и плачу. Мы такие счастливые. И он… Он так смотрит на меня… Он такой счастливый… Знала ли я до свадьбы, что он такой… Что он… агрессивный? Знала. Конечно, знала. Мы же почти год жили в разных городах, общались только по телефону или по скайпу. Он сильно психовал, когда я глупила. Конечно, я сама виновата… Например, обещала приехать к нему в марте. И не смогла. Мама приболела, попросила не уезжать. И я не поехала. Тогда, наверное, вышел самый серьезный скандал по скайпу. Он орал, называл меня грязными словами. Я тогда отключила скайп и подумала, что всё, отношения на этом закончились. Но потом помирились, и уже в мае приехала к нему, как ни в чем ни бывало.

Были еще стычки, но в основном мирные. Как мне говорил наш духовник, я — женщина. Я должна быть мудрее. Он — добытчик, он — воин, он привносит в нашу семью огонь. Я — хозяйка, я — хранительница очага, я должна сохранить принесенный огонь. Конечно, огонь — это символ. Символ уюта, тепла. Он дает деньги, он покупает все, что есть в доме, он покупает этот уют, я должна этот уют сохранить, сделать так, чтобы ему было комфортно дома. И если вдруг у меня не получается, конечно, его это злит. Это натура любого мужчины.

Только после свадьбы, после Кипра, дела пошли намного хуже. Я даже представить себе не могла, насколько трудно быть хорошей женой. А уж когда он стал священником, мне мало того, что нужно было хранить очаг, мне еще пришлось стать лицом прихода. На меня все местные прихожанки смотрели как на идеал. А я не могла быть этим идеалом…

Приход Сергею дали хороший, он поэтому и пошел в священники — у него товарищ по семинарии, преподаватель один, иеромонах Силуан, стал епископом. И предложил Сергею должность настоятеля. Совсем недалеко от Москвы, в Домодедово. Там только-только построили новый храм и надо было кому-то служить. Сначала тяжело было, пришлось заплатить Силуану очень большую сумму, мы прижались. Сергей злился ужасно. Жить стало тяжелее. Я почти два месяца ничего не просила у него. Жили впроголодь. Но уже после рукоположения, после того, как Сергей стал священником, деньги появились. Жить стало спокойнее.

Эти два месяца был ад, настоящий ад. Мы ругались почти каждый день. Нет, руку на меня он никогда не поднимал. Орал, посуду бил. Один раз только тогда замахнулся. Но не ударил. Если бы ударил, я бы, наверное, ушла. Плакала, бывало, ездила к нашему духовнику, отцу Викентию, в Донской монастырь. Он жалел, говорил потерпеть. Я терпела. Именно тогда традиция гулять по городу стала любимой. Люди не замечают тебя, ты им не нужна. И это хорошо. Можно подумать, успокоиться. Мыслей о смерти не было. Даже о том, что он может просто руку поднять — не было. О разводе тоже… Почти. Духовник сказал, что это искушение. Что надо потерпеть. Терпела.

Бывало, еще по телефону, еще когда Сергей только собирался домой, я понимала, что будет скандал. Он приходил недовольный, озлобленный и начинал цепляться. Вот здесь бы и включить свою мудрость. Здесь бы хранить этот очаг. Но у меня не получалось. Почти никогда. Терпишь — он злится сильнее, отвечаешь — тоже. Пыталась использовать разные методы, а они не работали. Чаще всего просто сидела дома, ждала его и понимала — будет скандал. Ждала, как надвигающуюся грозу. Видно молнии, начинает сильнее дуть ветер. И так хочется спрятаться от него, уйти, но нельзя — будет еще хуже. Надо хранить очаг, надо хранить огонь во что бы то ни стало. И я терпела, держалась. Полчаса, иногда час потока грубостей, потом можно уйти, прогуляться по городу.

Маме своей ничего не рассказывала, боялась, что та неправильно поймет. Однажды, как раз в тот день, когда он замахнулся, я испугалась. Я выбежала из квартиры, а он метался по комнате, разбил вазу, которую мне подарили на день рождения. Я уже за дверью слышала грохот. Боялась вернуться домой. Поэтому пошла к его маме. Та выслушала, дала мудрые наставления. Сказала, что я должна уметь справляться со своим мужчиной. Что это мой крест. Была очень недовольна, но домой меня одну не отпустила, пошла вместе со мной. После этого Сергей присмирел. Обижался, что нажаловалась на него, но неделю почти не ругались.

Я не очень верующая до этого была. А во время кризиса очень часто к Богу обращаться стала, молиться стала. Искренне, от души. Просить помощи стала. И правда, помощь была. Чаще всего психологическая поддержка, духовная. Сергей кричит, а я будто в себя ухожу, молюсь. И правда спокойнее, вроде бы буря, гроза, а ты в домике. Ты спряталась. Он еще сильнее злиться начал. Бесился, пытался вывести из себя. Духовник потом объяснил мне, откуда эта особенность в его поведении. В момент гнева, — сказал мне отец Викентий, — муж твой одержим бесами. Поэтому когда ты начинаешь молиться, бесы это чувствуют. И стараются пуще прежнего. Чтобы ты прекратила молиться. Поэтому ты молись, молись как никогда. Бесы злятся, бесы лютуют, но подступиться не могут.

И прав отец Викентий был. Пока я молилась, уходила в себя, дальше криков злых не заходило. А в тот раз, как замахнулся он, я дала слабину. Перестала молиться, испугалась. И тогда-то он и разошелся, разнес полквартиры. Но это было всего раз. Да и молитва действительно помогла. Сергей стал священником, ему дали хороший приход. И жить стало спокойнее. У нас появились деньги, почти год мы жили тихо. Иногда ссоры выходили, я иногда проявляла излишнее самоволие, раздражала его. Но по сравнению с тем, что было до священства, это все была такая ерунда. Священство все же исправило Сергея. К нему подступил Святой Дух, он преобразился, бесы отступили. Мы даже задумались о рождении ребенка. Сергей хотел дочку, я сына.

Но вот месяц назад случилась неприятность. Силуана, знакомого епископа, перевели в другую епархию. А в Домодедово поставили нового епископа, Леонида, из Нижнего Новгорода перевели. Сергея он не знал лично. И о договоренностях не слышал ничего. Сказал, что слишком молодой он для того, чтобы занимать такую должность. Быть настоятелем такого собора красивого. И сделал Сергея вторым священником. А настоятелем поставил какого-то своего знакомого, который вместе с ним переехал из Нижнего Новгорода.

С тех пор дела финансовые пошли намного хуже. Настоятель, отец Виктор, прижал Сергея как только смог. Назначил зарплату, все крещения, молебны, отпевания или венчания — только через кассу. Но самое страшное, Сергей снова стал злиться, стал психовать. Любая попытка поговорить с ним приводила к раздражению. Духовник сказал, что надо быть аккуратнее, что это потому что я расслабилась, молиться меньше стала. Бог послал нам испытание, его надо пережить и дальше все будет хорошо, как раньше. Даже лучше, потому что искушения сближают. Он прав, это был очень хороший совет. Только я всё испортила, дура. Я сделала страшную глупость и не знаю, к чему это приведет. Чем теперь всё закончится. Мне очень, очень страшно.

Я каждое воскресенье хожу в наш храм. Причащалась там, исповедовалась самому Сергею. Сегодня утром Сергей служил, а исповедовал отец Виктор, новый настоятель. Я, по глупости своей, не подумав, пошла к нему на исповедь. Сказала, мол, ругаемся. А он давай уточнять. Расспрашивать. Кажется, я сказала, что Сергей меня обзывал. Что замахнулся. Ну ведь это же исповедь. Тайна исповеди, думала я. Поэтому поплакала отцу Виктору. Мне казалось, он такой добрый. Он пожалел меня, обнял, грехи отпустил, к причастию допустил. Я поверила ему. А он… Он всё рассказал Сергею.

Все произошло очень для меня неожиданно. Сергей вернулся с вечернего акафиста. Со службы. И, даже не разуваясь, даже не разговаривая, размахнулся и ударил меня по лицу. Я ему суп наливаю, тот еще дымится. Тарелка полетела в стену. Кажется, он обжегся. Супом. Я тоже, до сих пор рука болит. Но это не самое страшное. Он хватал меня за волосы, бил лицом об стол. Орал, орал. Говорил, какая же я дура, что отец Виктор — последний человек, которому что-то можно говорить, что он знаком с епископом. Что я всю жизнь ему испортить могу. Я плакала, я прощения просила. Я ведь правда дура, как же я могла. Ведь даже не подумала. В конце концов он схватил меня за волосы, встал лицом к лицу и сказал: если ты еще хоть раз, хоть кому-нибудь, даже нашему духовнику или моей маме, нажалуешься, пеняй на себя. Я тебя убью, — сказал он. Ей-богу, убью. И ушел.

Я молилась. Во время этой ссоры молиться не получалось, слишком страшно было. Наверное, поэтому ему удалось сделать… Сделать то, что он сделал. Если бы я молилась, бесы бы не смогли добраться до меня. Потом я плакала и молилась. Я хотела пойти на улицу, погулять. Как обычно, послушать Диану Арбенину. Но в зеркале на меня смотрело окровавленное, с разбитым носом, лицо. Нельзя так выходить. Если кто-нибудь увидит, начнут спрашивать, мне придется отвечать. Будет только хуже… И я не пошла никуда. Я сползла по стене, я ревела, хваталась за голову и ревела.

Я не знаю, что делать. Мне очень, очень страшно. Я понимаю, я верю отцу Викентию, он мудрый старец, он духовник нашей семьи, я верю, что это временные искушения, что это все пройдет и семья станет только крепче. Но мне так страшно. И мне так одиноко. Я пишу этот текст и плачу. Пишу просто потому, что хочется поделиться хоть с кем-то. Пишу не для кого-то, исключительно для себя. Никто и никогда не увидит этот текст. Пока я жива. А умирать я пока не собираюсь. Пишу просто потому что надо с кем-то поделиться. Я же так люблю жизнь. Со мной Бог, Он не даст меня в обиду. Напишу этот текст и потом, когда искушения пройдут, когда мы будем жить мирно и у нас будет трое детей, открою его и посмеюсь. Никто и никогда его не прочитает.

Источник

Иллюстрация: фрагмент картины Zdzisław Beksiński

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)


Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: