Ахилла

О призвании

Момент призвания к пастырскому служению озадачивает многих людей, тем или иным образом связавших свою жизнь с церковью и стоящих перед выбором пути, один из которых священническое служение. Кроме многочисленных нюансов, которые есть во всех профессиях, существенным здесь является момент избрания Христом. «Я не чувствую в себе призвания» — слова, которые могут быть произнесены с различным смыслом, мы можем услышать от людей, первоначально горевших этим вероятным будущим своим служением. Что значит «я не чувствую призвания»? Бывает, что это лишь благоговение перед служением, человек осознает величие этого служения и понимает свое недостоинство. Если это так, то мы можем говорить как раз, что именно такое понимание служения и говорит о призвании. Ведь сколько людей, желающих этого служения прямолинейно и упорно, после рукоположения так и не смогли найти в себе силы сохранить залог, данный в рукоположении, и превратили служение в профессию, иногда не совсем приятную.

Как услышать этот призыв? Бог не в трясении, не в огненном блеске, Он в тихом ветерке «хлада тонка» является человеку и сообщает ему о его избранности, наделяет человека свойствами носителя Его воли. Только покорный Богу человек способен принять этот дар с благодарением и ответственностью (ответом, который он способен дать за этот дар).

Бескровную жертву не могут совершить руки мясника, настоящий пастырь не может одновременно представлять собой и пастыря и кровожадного волка, «саблезубую овцу небесного Отца» (поэтическое выражение одного моего давнего знакомого). 

Пастырь: «друг» или «бог»

Не хочу сразу нарекать на тех, кто носит этот священный сан, но в глаза бросается много случайного, наносного, что преподносится многими носителями благодати как самое важное в священстве. Один из распространенных промахов, о котором говорилось везде и неоднократно — то, что священнослужитель извращает свою миссию проводника и вживается в роль «пастыря». Как это происходит на практике? Вижу два основных типа проявления этого недуга:

а) священник — нарочито народный батюшка, любит специально подкармливать кликушечьи толпы, которые разнесут его имя далеко-далеко. Этот тип можно охарактеризовать «все для человека». Следуя этому принципу, священнослужитель собирает возле себя толпы баранов, козлов и прочих;

б) священник «из среды неприкасаемых» (так и назовем этот тип). Чтобы взять благословение у этого батюшки надо проделать особенный ритуал (томный и заискивающий взгляд здесь как нельзя больше подойдет). Общаться с таким батюшкой на «короткой ноге» у вас не получится, ведь это же Пастырь с большой буквы. Кто не сможет проглотить пилюлю из «что тебе, дитя мое?», не удостаивается от такого батюшки даже презренного взгляда, он и остается ничтожеством до тех пор, пока батюшка не станет для него Саваофом.

Какой поп…

В небольшом сокращении приведу проповедь священномученика Анатолия Жураковского на злобу дня:

Перед нами Иерусалим, величественный Храм, сверкающий белыми колоннами и золотом, священники в белых одеждах торжественно, с кадилами в руках совершают служение Господу. Все переполнено, масса народа. Пение гимнов и песнопений оглашает воздух. Но к этим звукам, воздающим хвалу Господу, примешивается какой-то шум, какие-то крики, нарушающие торжественность и стройность служения Создателю. Что это? Оказывается, здесь же, во дворе, помещаются торговцы голубями и животными, наполняющими своими криками воздух. Здесь происходит продажа животных, предназначенных для жертвоприношения, здесь совершается купля и продажа, обмен денег, обман, ложь…

Прошли времена, исчезли жившие с Ним, храм Иерусалимский разрушен. На месте его построен новый храм, наша Церковь… А что же внутри изменилось? То же торгашество в храме, та же купля–продажа, тот же звон денег. Священнослужители так же, как и тогда, величественны в своих одеяниях и раболепны с власть имущими. Та же ложь, тот же обман проникает сюда, за порог храма. Правда, тут не приносятся в жертву животные, но приносится Жертва Самого Господа. Там, за вратами царскими, помещается даже не Святая Святых, там помещается Престол Самого Бога, ведущий нас на Небо. И что же, даже за эти царские врата проникает ложь, и нечистота, и сгустки людских страстей…

Когда перед большими праздниками видят около храма сотни людей, то с радостью и гордостью говорят: «Смотрите, есть еще верующие, целые сотни, войти нельзя!» Ну а тысячи, миллионы, которые ушли в далекие края, они где? Они вас не беспокоят? Те, которые даже на заутреню не приходят? Наши сестры и братья, наши дети, всех их мы потеряли, они где?

Говорят, что виновато настоящее, время гонения… Да, пропаганда, и большая пропаганда, ведется уже целых десять лет против Церкви. Но работа по созданию Церкви велась как будто не десять лет, а сотни лет, тысячу и больше, и все, значит, пошло насмарку? Чья же это вина?

Да наша, и только наша. Это мы, священнослужители, их оттолкнули, не сумели ответить на запросы их душ. Говорят, что худшие ушли, а лучшие остались. Это ложь. Ушло много и много людей с очень хорошими, честными, чуткими душами. Почему в частной жизни, когда готовится к серьезной операции врач, он весь преисполнен внимания, напряжения? Отчего художник, приступая к своему творчеству, весь полон трепета, восторга? Ну а священник, готовясь к своему служению и молитвословию?.. Самые образованные, самые культурные люди говорят, что ни искусство, ни наука не могут дать того восторга, того напряжения и счастья, как только молитва. Только здесь в храме мы можем познать, что такое красота и счастье. Отчего же люди, зашедшие случайно в храм издалека, не замечают этой красоты и не испытывают этого восторга? Да очень просто — оттого что их и нет теперь в настоящих церквах. Священники совершают службу холодно, кое как, с пропусками, сюда вносится та же ложь, то же торгашество, та же нечистота, что и во время Иисуса Христа. Эти случайные путники, постояв немного, начинают чувствовать такую скуку, такую тоску, что уходят еще дальше в далекую страну. Мы любим приходить в храм, чтобы стать около стены и поплакать. Нам так тяжело живется. Мы хотим здесь найти успокоение. Мы устали. Мы закрываем глаза, затыкаем уши, чтобы не видеть и не слышать тех раздоров и распрей, которые совершаются в Церкви. Какое вам дело? Вы же не можете сами ничего сделать, ну и стойте и плачьте, чтобы не прослыть беспокойными людьми, вмешивающимися не в свое дело. Когда совершил Иисус Христос изгнание торговцев из храма, ученики вспомнили, что в Писании сказано: «Ревность по доме Твоем снедает Меня» (Пс.68:10; Ин.2:17). Тут, конечно, говорится не о той ревности, которая является спутницей страсти низменной, а о ревности высшей любви, которая печется о любимом, ревнует о благе, о пользе для него. Иисус Христос доказал Своими поступками ревности о храме, что у Него в жилах течет не вода, как у тех, кто безропотно и покорно проходит мимо торгующих в храме, будучи в душе и не совсем согласным с этим. Иисус Христос дает в конце сегодняшнего Евангелия утешение: «Разрушьте храм сей, и Я в три дня созижду его».

Он говорит о новом Храме, о новом Иерусалиме, и мы будем молить Бога, чтобы Он дал нам там место. Аминь.

(проповедь, произнесенная 23 мая 1927 г.)

Действительно, что изменилось? Торгашество в храме процветает, лишь немногие приходы замечают эту проблему, что дом молитвы зачастую превращается в сплошной базар. Приходим мы в храм и снова этот соблазн: на первое место выходит не Евхаристия, даже не служба в смысле простого последования и, увы, не сам священнослужитель (не говоря уже о Христе), хор или народ, а бабки-свещницы, бабки — собиратели мзды, бабки, продающие святыньки («бабки, сверлящие тебя взглядом»)…

Бабки — лицо храма! От такого лица отворачиваются с негодованием не только интеллигенты, но и простой народ, который видит то же, что и на рынке и не хочет примириться с этим.

Священники, которые присягали не требовать деньги за таинства, придумали таксу, повесили ценник на венчание, крестины и т.д. Если бы Причастие настолько бы стало популярным, можно было бы и для него придумать соответствующий ярлычок.

Проповедь, которую слышишь в храме, часто можно разделить на две группы:

1. О покаянии, смирении: «смиряйся, брат (сестра), смиряйся», «кайся, брат (сестра), кайся».

2. Так сказать, практическая проповедь о наболевшем или, другими словами, «О деньгах». Что-то наподобие этого: «А вы знаете, что денег, которые вы жертвуете, не хватает даже на прожиточный минимум священнослужителю. Откуда мне взять деньги на очередной ремонт», или «Вот мы хотим, чтобы Господь нам помогал в наших делах, заботах (следует риторическая священно-безмолвная пауза или просто проницательное ударение)? Так почему же мы забываем о церкви (с нарочитым акцентом — ЦЕРКВИ), ведь можно прийти в церковь, помолиться, подойти к священнику, заказать молебен для успеха в нашем деле! (да-да, деньги-деньги)…  Когда у нас все получается, почему мы не вспомним про Господа, ведь Его мы должны поблагодарить, а для этого есть особый Дом Божий – Церковь!..»

На просторах интернета я наткнулся на объявление о помощи:

Сбор средств на водосвятный бак: «Для его оплаты храму необходимо дополнительно собрать 69 250 руб».

Кому-то денег на почку не хватает, а кому-то водосвятный бак на 70000 руб. нужен позарез…

Первородство или чечевичная похлебка

Насколько часто приходится священнику профанировать таинство? Как только оно превращается в требу. Если «Требник» действительно становится «книгой жизни», то это и есть самое оно. Средоточием сакральной жизни священника должна быть Евхаристия, все остальное — как бы благодатные волны вокруг упавшего в воду жизни камня Евхаристии. Приносимая «о всех и за вся», Евхаристия делает священнослужителя ответственным за его паству.

Проповедь – непосредственная обязанность каждого пастыря, даже, более того, апостол Павел говорил: «Горе мне, если не благовествую»! Горе тому священнику, у которого сместились акценты в его служении. Имея единство с Богом в молитве, в Евхаристии, в деятельном образе веры, он может призывать и собирать в Единое Тело своих прихожан. Священник по своей природе является предводителем паствы на пути в Царство, «парусийный» акцент – важнейший в его служении Богу и пастве. «Я только свидетель» (слова из последования исповеди) — вот правильное отношение пастыря к своему служению. Это отношение не должно быть секретом для прихожан, ведь священник в чине исповеди этими словами прямо обращается к исповедующимся, сам запечатлевает в их сознании этот образ. Священник не делает секрета из своего служения, не «сакрализируется» сам перед приходом, он просто исполняет свои обязанности, за которые с него, как и с любого человека, спросится в свое время.

Всякое служение, любая жизнь есть крестоношение, священническое служение — тем паче.

Есть прекрасные педагоги, которые трудятся за гроши, но всего себя отдают преподаванию. Так и со священством. «Зачем образовываться?» — думают многие, и читают чужие проповеди с амвона, прослужив не один десяток лет. При этом они считают себя умнее любого интеллигента, приходящего в храм. «Старушки» уходят в прошлое (попросту умирают), где же та интеллигенция, которую должны были воспитать священнослужители? Война проиграна, причем в самое благоприятное время. Почему вас так мало, проповедники, почему ваш уровень, зачастую, самый примитивный? Почему вы зомбируете малограмотный люд и превращаете в недумающих? Почему? Ответа не могу для себя найти…