Ахилла

Как правильно заметил главный редактор «Ахиллы» в заметке о замечательном человеке — отце Борисе: писать о хорошем намного труднее, чем о плохом. Тут ещё можно вспомнить слова Шукшина: «С подлыми жить легче. Их ненавидеть можно – это проще. А с хорошими – трудно, стыдно как-то».

Но я бы тоже хотела вспомнить о хорошем, а вернее, просто нейтрально рассказать о своем православном детском периоде жизни. Воспитывалась я в глубоко религиозной священнической семье, детство, понятно, было прихрамовым, но при этом оно было детством.

Родилась и жила до 18 лет я в городе Сергиев Посад, известном своей лаврой. Мама была прилаврским иконописцем. В садик меня из соображений благочестия не отдавали, у мамы была фобия, что непременно меня кто-нибудь «испортит», она очень тщательно подходила к моему воспитанию. По этой же причине меня отдали в первый класс в православную гимназию. Правда, через год я оттуда «сбежала» в светскую школу, а родители, надо отдать им должное, не препятствовали, ибо и им было противно лицемерие, царившее там: юбки в строгом соответствии с возрастом (чем старше, тем длиннее), вязаные шапочки на девочках (знаете, такие, как у старушек бывают). Впрочем, что это я? Договорились же писать о хорошем…

Так получилось, что моим детским садом была Троице-Сергиева лавра. Мама приходила на работу в иконописную мастерскую при Московской Духовной академии, располагавшуюся в одной из башен монастыря, я — с ней. И обычно тут же убегала по своим детским делам. Надо сказать, что, несмотря на строгое в духовном плане воспитание, в остальном меня не особо опекали. Встречаются же мамочки, которые с ребёнком на улице только за руку и сами, даже мужу не доверяют, в школу с сопровождением до последнего класса и прочее. Так вот, в этом отношении я была довольно-таки свободна. Лет с пяти весело бегала по монастырю (и во время службы тоже, меня далеко не всегда принуждали стоять столбом). В моей памяти лаврско-академическое детство осталось смутно… Я лишь помню, что, пользуясь своим положением маленькой девчушки, проникала просто всюду, обегала все коридоры, закоулки, зальчики, и даже забиралась с другими поповскими детьми, такими же сорвиголовами, на крышу. Кстати, не так давно побывала в академии — муж провел — и была удивлена: сейчас там все запрещено, есть даже лестницы, по которым если студент пройдёт — будет писать объяснительную. Ну и дети уже так смело не бегают везде. Может быть, это и к лучшему — дисциплина и тому подобное, но мне запомнился тот весёлый хаос. Было здорово!

Вообще я не могу сказать, чтобы в детстве меня насиловали с религией — скорее, меня убеждали делать так, а не иначе, да мне и самой многое хотелось. Например, на первую ночную службу — на Пасху — я пошла года в три, и до сих пор люблю такие службы. Для меня было естественным ходить на службы — впрочем, я большую их половину проводила в церковном дворе. Мама пыталась меня заинтересовать — просила слушать и пересказывать ей Евангелие, но это плохо работало.

Помню церковные традиции, конечно, соблюдавшиеся и у нас, как мама пекла куличи, а я ей «помогала» — незабываемо. Аромат по всей квартире… Единственное — разочарование детства — они были невкусными… Мама увлекалась правильным раздельным питанием и клала минимум сахара.

Один раз со мной поступили довольно жёстко. Мне было лет шесть. Я привыкла все сообщать маме, и вот рассказала ей, что во дворе мы с подружкой развлекались, отрывая у какого-то безобидного насекомого лапки. Мама пришла в ужас и отправила меня к «семейному духовнику», известному московскому наместнику, монаху, конечно же (ммм, а кто ещё может быть духовным водителем семейных пар?) Кстати, потом я отвоевала право к нему не ходить — это стоило мне потерянных нервов в споре с папой, но вскоре от меня отстали. Нельзя сказать, чтобы меня так уж часто принуждали у него появляться, но периодически эта тема возникала, и мой протест не мог не вызвать раздражения.

Так вот, та история навсегда вписала в мой мозг: исповедь=наказание — поэтому до сих пор не приемлю до конца, боюсь, не люблю и не понимаю этого таинства (ага, конечно же, дело не в этом, а просто я шибко гордая — пусть так). Но, с другой стороны, я благодарна маме, что она научила меня ценить жизнь любого существа на земле, и без надобности, для развлечения эту жизнь не отнимать. Вот только исповедь не может быть плёткой — ну да ладно. Зато подействовало! И негатив мой на себя навлёк духовник тем, что назвал меня, малолетнюю, грешницей (в шутку, кажется). Но я этого уже тогда не прощала. Такой, знаете, елейности в сочетании с кнутиком. Кстати, не так давно я узнала, что сей монах — известный любитель советовать семейным парам жить как брат с сестрой, ну или беспрестанно рожать — как вариант.

В моем детстве у нас дневали-ночевали мамины подружки — естественно, все лаврские, верующие. Они были замечательными людьми, весело возились со мной, дарили подарки. Были, конечно, и не очень приятные моменты. К примеру, семья моей крестной, наши близкие друзья, окормлялись у какого-то местного «старца», и он однажды им посоветовал перестать общаться с моей мамой (не знаю, почему, передача слов — всегда испорченный телефон). В итоге долгие дружеские отношения были разорваны, мама очень переживала. Потом тот же старец посоветовал крестной идти в монастырь, на волне послушания ему и воодушевления она отказала жениху. Помню, как, много позже, она рыдала у нас дома. Вышла она замуж в итоге поздно и вряд ли по большой любви. Человеку нужно было рукополагаться — понятная история. Хотела впоследствии даже развестись, но, видимо, не решилась.

Конечно, вскоре данный старец перестал быть авторитетом для них, отношения с мамой возобновились, она не сердилась на своих друзей… Но вот такое огульное руководство чужими судьбами — врезалось в память.

Опять я все скатываюсь на критику! Впрочем, я не в осуждение говорю, а… факты констатирую!

Так уж получилось, что православие для меня неразрывно связано с детством, поэтому даже если б я стала атеисткой, оно было бы мне дорого, и я, наверно, очень редко, но ходила бы в храм — как на концерт, что ли… Впрочем, нет, я верю, что храм — это не только концерт, хоть и нежно люблю партес, Веделя, лаврские распевы — до сих пор. Да, все это неважно, умом понимаю, но — люблю.

Так что же есть хорошего в православии, в церкви — для меня? Несомненно, люди. Обычные, рядовые, согбенные под гнётом традиций и условностей или, наоборот, прогрессивно-либеральные. Люди и есть Церковь. И многие из тех, кого я встречала в церковной жизни в детстве, юношестве, сейчас — люди хорошие, действительно. Со своими странностями, тараканами, но хорошие. Одно только печалит — далеко не все поймут и разделят нынешние мои взгляды, признают мое право их иметь. Кто-то, узнав их, дистанцируется, кто-то — будет жалеть и верить, что все вернётся на круги своя…

Но, несмотря на это, я до сих пор испытываю несказанную нежность к тем лаврским местам и «девочкам» из иконописной, так мирно и состарившимся под кровом монастырской башни (впрочем, некоторые счастливицы вышли замуж и даже уехали), к священнику, опекавшему школу.

Да, насчёт священнических детей — все разные. Не скажу, что все поголовно верующие или наоборот — «шатнувшиеся от церкви». Но все же вера, внушаемая с самого раннего детства, даёт о себе знать. Порой такой человек в сознательном возрасте тянется к храму — но много ли в этом тяготении сознательного? Часто это чувство сравнимо с любовью к родному дому, с ностальгией по ребяческим временам. И я до сих пор не могу понять — не является ли моя вера всего лишь привычкой? Просто привычкой детства? Тем, что не может быть разрушено, потому что внушено почти на генетическом уровне, вместе с азами: вот мама, вот папа, а вот — Бог, и никак иначе. Привыкла я чувствовать себя в храме уютно — поэтому до сих пор тянет туда, а при наличии жизненных трудностей — особенно. Но я не спешу под церковные своды, ведь мне надо сначала разобраться в себе и в том, во что верю…

Рисунок «Троице-Сергиева Лавра», автор Игорь Катков (9 лет)/youpainter.ru

Читайте также:

• Благочестивый фасад религиозной детоксикации
• Кукла