Ахилла

Посреди одинаковых стен,

В гробовых отдаленных домах,

В непроглядной ледяной тишине —

Долгая счастливая жизнь.

Егор Летов «Долгая счастливая жизнь»

Я еду в небольшом автобусе. Он идет по длинному маршруту, который начинается в районном центре, маленьком городишке, и проходит по окрестным поселкам. На улице душное лето. Рядом сидит мой приятель. Ему двадцать с лишним лет. Он только что закончил семинарию.

Мы едем по обычной российской дороге. Разметка стерлась, асфальт весь в колдобинах. За окнами стеной стоит лес, и мелькают зеленые кусты. Иногда мы проезжаем мимо больших полей. Когда-то они были засеяны, теперь заросли травой и затягиваются кустарником. Водитель опытный и аккуратный, но автобус все равно качает и трясет. Отечественный мотор издает родное рычание, что-то регулярно трещит и позвякивает.

Мой знакомый молчит. Он задумался и отрешенно смотрит вперед. В какой-то момент, словно преодолев препятствие, приятель поворачивается ко мне и начинает говорить.

«Знаешь… Во время учебы нам много говорили про Бога, Святую Троицу, Иисуса Христа… Про святость молитвы, смирение перед волей Бога… Слушая эти речи, многие из нас ждали — что же будет дальше? В чем выразятся слова этих преподавателей, начальников?.. Ждали долго, год за годом. Но ничего не произошло. Слова остались только словами… Ничего не поменялось ни в отношении к нам, ни в отношении к преподаванию… Ни в самой жизни семинарии… Нас попрекали куском хлеба. Говорили: „Мы здесь бесплатно кормим вас, вы здесь бесплатно живете!“… Да не ел я там бесплатно! Я драил полы в коридорах, в трапезной, в храме за двоих уборщиц. К тому же, я был, как бы на полставки, грузчиком и чернорабочим. Я — будучи студентом, а не сотрудником — был обязан по щелчку пальца исполнять любые послушания… И, между прочим, мой храм отчислял какую-то копейку на семинарию. Пусть небольшую и, вроде, только раз в год, но отчислял!.. А потом мне припоминали эти отчисления на приходе, урезая выплаты за мою летнюю помощь в алтаре… Так что я не учился „бесплатно“. И, в таком случае, я уж могу спросить и руководство заведения: „А хорошо ли вы нас учили?“»

В автобусе вместе с нами едет много людей. В основном это пожилые люди. Полные женщины, морщинистые старушки. В платках, дешевых блузках, юбках и допотопных тканевых колготках. Все с пакетами, авоськами, рюкзаками, тележками. Так же, как лет двадцать назад. И даже автобус тот же, что и раньше, по крайней мере, та же самая модель. В глазах людей стоит какой-то тонкий, едва уловимый страх. Спроси любого из них: «что будет завтра, как вы планируете свою жизнь?» — и большинство из них внутренне вздрогнет от такого вопроса. «Да кто ж знает… Надо будет дров запасти. Пока трактор у Иваныча бегает. Да и сам Иваныч пока живой… Если цены сейчас еще взлетят, я тогда не знаю, что делать. Еще больше сажать на огороде я не могу, и так сил не хватает… Больницу перенесли в областной центр. А как мне до него доехать?..»

Мы сидим и молча качаемся под вой двигателя.

«Мне повезло, у меня есть храм. Не нужно после выпуска место искать. Хотя это еще, возможно, вопрос… Есть свой дом, есть родные. Но, знаешь… Я, конечно, понимаю, что во всей этой ситуации много нюансов. Много разных взглядов и мнений… Например, я слышал — в двадцатилетнем возрасте у молодых людей наступает кризис. Человек хочет воплотить себя, хочет использовать знания, которые он получил. Возможно, у меня тоже что-то такое есть. Но не похоже, что это для меня сейчас самое главное… Как ни смотри, а семинария уже по своему определению обязана готовить священников… Священников! Тех, кто соприкасается с тончайшими переживаниями, таинствами Бога и человека. И это не какой-то мой каприз, не мои сентиментальные фантазии. Так говорит то самое церковное предание, которое якобы важнее, чем даже Священное Писание… Почитаешь жития древних святых — там везде что-то не от мира сего, что-то сверхчеловеческое… Аскетизм, кротость, любовь… А нас готовили как… слесарей или сантехников. Преподаватели в основном отчитывали свои лекции, не глядя на нас, и уходили. «Нужно делать, во-первых, так, во-вторых, вот так, затем, так… Чтобы все было правильно, подвиньте еще вот этот предмет, а этот переставьте… А потом три земных поклона…» Вот основные штрихи этого обучения… Мы, как люди, были никому не нужны и не интересны, никто не попытался нас рассмотреть изнутри… А ведь это было бы просто-напросто выгоднее — выявить способности и подготовить узкопрофильных специалистов: ты будешь проповедником, ты — в архиве работать, ученым, ты будешь миссионером, а тебя можно пускать общаться с асоциальными людьми… Кстати, про сантехника — это отчасти правда. Меня часто назначали помощником штатного сотрудника по водоснабжению. Я много помогал ему. А когда его не было на работе, меня одного вызывали чинить какие-нибудь трубы или краны в семинарии… Мне это нравилось: можно было наконец-то побыть одному, в покое. Подкручиваешь какой-нибудь стык, сидишь в луже. И ни один «дежпом» к тебе в эту сырость не полезет… А сейчас я не чувствую себя будущим священником. Знаешь, вот у меня такое ощущение, что я завтра приду не в храм к настоятелю, а в некую жилконтору к бригадиру. Он хмуро пожмет мне руку, буднично скажет: «Поздравляю, теперь вы дипломированный специалист», — и выдаст под расписку сумку с инструментами…»

Я смотрю вокруг себя и нигде не вижу надежды. Надежды на что-то хорошее впереди. Ни в лицах людей, ни в облике природы, ни в движении самой жизни. Мне хочется сказать этому хорошему человеку что-то светлое, обнадеживающее. Но у меня не получается этого сделать. Сказать, что он еще молод и полон сил? Сказать, что трудности есть всегда и везде? Что нет идеального образования? А тему Бога лучше вообще не трогать. Но сейчас нужно не «пнуть» этого человека, чтобы он зашевелился, а помочь ему восстановить внутреннюю опору. Нужно помочь ему вернуть веру в жизнь. Не кривя душой, я могу предложить ему только мое соучастие в его ситуации, свою посильную поддержку. И поддержку наших общих друзей.

Он — молодой специалист, смена уходящего поколения. Он смотрит вперед с нескрываемым разочарованием и озлоблением. Еще один человек, выкинутый за борт большого корабля.

По разбитой проселочной дороге едет старенький автобус с людьми, которые не смогли вписаться в эту жизнь. Которые оказались за забором, перед закрытыми дверями. Которым никто ничего не должен. И которые в этой стране почти никому не интересны и не нужны.

Обсудить статью на форуме

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: