Стильненький белый платочек-3. Марина-субмарина

17 января 2020 Вера Гаврилко

Продолжение цикла, предыдущие части тут.

***

Очерки женских образов современной РПЦ

У Русской Православной Церкви — преимущественно женское лицо. Это факт, нравится он или не нравится модным проповедникам, но Церковь-матушка держится на женщинах. И эти женщины, живые и теплые, далеки от того глянцево-картонного образа «правильной прихожанки», который так старательно лепят православные СМИ.

Автор надеется, что читатель не увидит в этих зарисовках осуждения и насмешки. Все персонажи имеют свои прототипы, порой довольно узнаваемые, однако автор предостерегает от возможного вульгарного восприятия героинь как реальных людей, напоминая, что они суть продукт несовершенного авторского мозга и любящего авторского сердца.

Тоже изрядно несовершенного.

Текст автора читает Ксения Волянская:

Глава 3. Марина-субмарина

Между рыбной солянкой по-монастырски, пирогом с кетой и картофелем, щучьими котлетками и меренговым рулетом с вишней заговорили о духовидцах и прочих визионерах. Люди любят поговорить о духовном после сытного и вкусного обеда. Так вот, духовидцы. Как оказалось, практически все поедатели меренгового рулета хоть однажды, но вступали в контакт с завсегдатаями высших сфер, а некоторые даже получали от них духовную помощь и напутствия.

Я тоже встречала в Церкви людей, которые, как мне казалось, видят ангелов наяву. Собственно, знание об этих людях — те самые золотые якоря, которые до сих пор держат меня в Церкви, хотя я уже увидела ее некрасивую изнанку: илистое дно, не слишком приятных или даже опасных глубоководных обитателей, остовы давно затонувших прекрасных кораблей. Почему-то вспомнилось про Марину.

Марина-субмарина, знаешь, хочется верить, что ты не затонула, не разбилась об острое и колючее, что ты просто временно нырнула на дно и обязательно выплывешь к свету, когда он позовет тебя через толщу мутной зеленой воды.

— А знаете, я была знакома с девушкой, которая сначала хотела пойти в монахини, а потом стала шаманкой. Хотите расскажу?

— Расскажите, конечно, расскажите, — попросили гости за столом, а хозяйка ради такого случая заварила добавочный чайничек свежайшего чая.

***

С Мариной мы познакомились еще будучи студентками первого курса. Надо сказать, в те баснословные времена журфак нашего универа представлял собой практически филиал Хогвартса, производящий странных людей поточным методом. Марина умудрялась выделяться даже в этой экзотической среде.

Едва взглянув на Марину, становилось понятно, что человек живет духом. Ей было все равно, что носить и все равно, что есть. Ела Марина удивительно мало, наедаясь буквально горсточкой. Бывало, прибежит, запыхавшись, с мороза, притулится к уголку стола с чашкой чая и сидит, руки замерзшие греет.

— Мариш, ты чего ничего не ешь?

— А? — очнется Марина. — Ну, дайте чего-нибудь, поем…

— Ты извини, — вскинется кто-то, — тебе пирог оставляли, но тебя долго не было, кто-то сожрал, ну что за люди такие, ничего оставить нельзя?

— А, какая фигня, — легко отвечала Марина, — я и есть-то не очень хочу.

А ведь весь день не ела. В библиотеке просидела, до самого закрытия.

К нарядам и всяким женским украшательствам Марина была равнодушна до легкой презрительности. Это при том, что девичью свою привлекательность она осознавала и всякими комплексами на этот счет отнюдь не страдала. В родительском доме Марину одевали дорого и богато. Как-то с каникул она приехала в настоящей меховой «щюбе», что было крайне вызывающе по тем временам.


— Маринка, дай щюбу погонять, у меня свидание сегодня вечером.

— Бери, конечно, — кивала Маринка, — я ее все равно не ношу, я в ней как кустодиевский купец, только без бороды, а тебе — хорошо.

Вместо «щюбы» всю зиму Маринка бегала в бесформенном китайском перьевике. Половина Ебурга в таких тогда бегало.

Характерно, что при полном пофигизме к материальным благам, Марина вовсе не была блаженненькой дурочкой. Напротив, вся ее фактура изобличала крепко сбитую уральскую девицу, с твердым характером, устойчиво стоящую на ногах и легко ступающую по земле. У нее были хорошие мозги, и в практических вопросах она демонстрировала завидную хватку.

Родом Марина происходила из небольшого северного городка, чье население практически поголовно обслуживало завод-гигант. Маринкин отец служил там в топ-менеджменте: то ли замдир, то главный инженер. Семья была зажиточная, с традициями, безо всяких там глупостев, и было странно, что в этом огороде меж грядок с луком и помидорами затесался и расцвел чудной этот цветок.

Когда Маринка начала встречаться со своим парнем Славиком, и это было «серьезно», ее родители сильно запереживали и настояли на знакомстве с возможным женихом. О встрече с «родоками» Марина рассказала с присущим ей юмором:

— Выходим мы с Славиком такие из вагона, а на перроне стоят Пап, Мам и Систер, все трое в норковых шапах по страшинству: у Систер шапа пониже, у Мам — повыше, а Папас практически в генеральской папахе. Как три медведя. Смотрят они на нас пристально, и Папас говорит: «Ну, звездец, доча, самый неликвид выбрала». Прям при Славике.

Как вы понимаете, благословения на сей мезальянс Марина в отчем доме не получила. Но не расстроилась, потому что именно в тот период у нее возникла идея — уйти в монастырь.

— Марин, это ты зачем такое? Из-за несчастной любви, да, Марин? — допытывались мы.

— Из-за какой такой любви? — морщилась Маринка. — Придумаете тоже.

— А зачем тогда в монастырь?

— Понимаете, — говорила Марина, — как бы так объяснить? Потому что все остальное просто бессмысленно.

— Что?

— Все, — отвечала Марина и делала плавный жест рукой, обводя окружающий мир.

Помню, она долго и вдумчиво выбирала себе подходящий монастырь: интернета ни у кого тогда не было. Приходилось опираться на народную молву.

Молва донесла, что есть один монастырь, очень хороший, с сильной игуменьей и строгими порядками. Недалеко, всего ночь одну на поезде. Маринка решила съездить туда на разведку в ближайшие выходные, аккурат дело было в рождественский пост.

Вернулась паломница наша в полночь. По ее лицу мы сразу поняли, что что-то пошло не так.

— Ну что, — спрашиваем, — как монастырь? Подходящий?

Марина разулась в прихожке, прошла в комнату, размотала длинный шарф, все это молча, с напряженным драматичным лицом.

— Маринка, не томи! Как монастырь, понравился?

— Там капустой воняет! — проговорила Маринка и скривилась от отвращения.

— Какой капустой?

— Тушеной, вареной, откуда я знаю, какой! Везде воняет капустой. Понимаете, везде! Мне кажется, я вся насквозь пропахла этой долбанной капустой, — почти прокричала Марина.

Больше никто вопросов не задавал. Все как-то сразу врубились, что дело не в капусте как провианте, а в капусте как символе. Тушеную капусту мы, к слову, очень любили, и часто готовили ее от нашей бедности, тем паче, что знакомые торговки отдавали бесплатно целые подмороженные кочаны.

Однако капуста не встала непроходимой чащей на духовном пути Марины, и после поездки в монастырь она зачастила в храм, полюбив храмовую службу и очень уверовав в силу церковного ритуала.

— Сходи на службу, поставь свечечку, — советовала Марина подругам, когда у них начинались какие-нибудь напряги.

Ее не понимали.

— Ну как можно относится к этому серьезно? Это же типа того, национально-культурная традиция, всего лишь.

— Не скажи, — Маринка взглядывалась в вопрошающего пристально и строго. — Ритуал — это очень даже серьезно. И это реально работает.

— Как?! Ну как это может работать?

— Ты не обижайся, но ты не поймешь.

— Чего это не пойму?

— Того. Не поймешь и все. До этого дорасти надо.

Как ни странно, на Маринку не обижались, наверное, потому что в ней напрочь не было высокомерия. Сложность внутреннего устройства была, а вот высокомерия — ни капли. Маринка вообще была хорошая. Всем помогала, никого не осуждала. Ей нравилось возиться с людьми, опекать, делиться, поддерживать. Она даже в мальчика влюбилась намного слабее себя, и долго верила, что сможет передать ему часть своей силы. Но чуда не случилось.

Родив от своего беспонтового Славика дочь, Марина решила воспитывать малютку одна, героически с лялькой на руках закончила универ и уехала на ПМЖ в красивый город на большой русской реке. К тому времени, как мы снова стали переписываться, много воды в этой самой реке утекло. У меня тогда был сложный период, смерть стояла у меня за плечами и жарко дышала в затылок. Марина возникла, как проводник в царство мертвых и протянула дружескую руку: «Пойдем!»

Тогда и выяснилось, что она достаточно давно и серьезно практикует шаманизм. У нее был учитель в Тыве, к которому она периодически ездила, типа, на практику, а в остальное время переписывалась при помощи гугл-переводчика. Тывинский гуру плохо разумел по-русски. Оказалось также, что в Тыве многие шаманы крещены в православии и на праздники строем ходят в церковь. Духи духами, но с Большим Белым Богом ссориться не резон. Маринкин учитель не ходит, он считается очень сильный шаман.

— Пожалуйста, отнесись к этому серьезно, — написала мне однажды Марина. — Я говорила с учителем про тебя. Он сказал, что из тебя получится хорошая шаманка. Он с духами говорил. Надо выбрать тотемного зверя и пройти ритуал инициации.

— Я люблю зверей. Но я не хочу быть шаманкой, — засмеялась я.

— Тогда ты умрешь, — отвечала Марина с ясностью расстрельной команды ВЧК. — Духи заберут тебя, если ты не станешь служить им.

— Господи, Маринка, да я не верю в эту белиберду.

Духи почему-то не забрали меня до сих пор. А с Мариной мы все-таки, благодаря случаю, увиделись. Она написала, что будет в нашем городе — проездом в свою Тыву. Стоянка поезда 20 минут. Я вообще люблю дешевые эффекты, и мне представилось: черная ночь, я стою на перроне, подходит поезд, испуганный проводник распахивает дверь, из вагона спускается женщина с веревочками на глазах, достает из-за спины бубен и пускается в дикий пляс, а мы с проводником жмемся друг к дружке и превращаемся в пару хорьков…

Но был белый день, и Марина оказалась практически той же Мариной, какой я помню ее с времен юности, только совсем седой. Редко кому из женщин так идет седина, надо признать.

На прощанье Марина протянула мне увесистый предмет, завернутый в черную тряпицу.

— Что это? — я инстинктивно отодвинулась.

— Камень твоей Судьбы, — Марина торжественно развернула тряпицу.

— А чего он страшный такой?

— Он такой и должен быть. Ты его, главное, лишний раз руками не трогай. Но беседовать можешь. Он это любит. Прохор его зовут. Для тебя просто Проша.

И в карман мне каменюку этого — чпок!..

Когда судьба в виде проводника-тывинца разлучила нас, остались мы с Прохором вдвоем на пустынном перроне. Очень он мне карман тянул, помню.

— Не обижайся, — говорю, — Проша, но лучше тебе пока под кустиком пожить. Я к тебе в гости забегать буду, может быть.

***

— Неужто выбросила Прохора? — ахнула дальняя родственница хозяйки Ульяна Филипповна, ответственная работница акимата. — Это же ты, получается, судьбу свою выкинула?

— Получается…

— А что на это Марина сказала?

— Ничего, — пожала я плечами, — Больше я Марину не видела, — и положила себе еще меренгового рулета.

— Мерзость перед Господом эта ваша Марина! — проворчал господин В-ский.

— Ну почему сразу — мерзость, Колясичек? — всплеснула пухлыми ручками супруга В-ского Таня, тетечка простая и славная. — Просто у вас в церкви женщина за человека не считается. А у нее, может, сильные экстрасенсорные способности, у нее натура, организм требует.

— Какие еще способности? — с досадой протянул господин В-ский. — Ну что ты несешь вечно пургу какую-то, стыдоба одна?

— А я все думаю, почему она из Церкви-то ушла, — задумчиво молвила интеллигентная девушка Сашенька. — А что если она, действительно, чувствовала в себе силы служить своему божеству, сама, понимаете? А что ей в Церкви могли предложить: глаза опусти, платком-юбкой занавесься и — молчи, женщина. А ей хотелось самой стихиями рулить. Вот и я, иной раз, что-то в себе такое ощущаю…

— И все-таки зря ты этот камень выкинула, — авторитетно резюмировала Ульяна Филипповна. — Я бы сходила, подобрала, мало ли? За иконкой дома положишь, пусть себе лежит, ауру в квартире очищает.

И все сошлись на том, что Прохора лучше сходить подобрать. Даже господин В-ский — и тот, подумав, согласился…

Иллюстрация Валерия Крестникова

Читайте также:

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)


Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: