Православные знакомства. Глава 11
24 сентября 2017 Константин Кокорев
Глава 11. Счастье
— Черт бы их драл, советчики. Все всё знают, все всё умеют, — молодой человек аккуратно оглядывается, окидывает взглядом полупустой вагон электрички и отпивает из чёрного пакетика пиво. Катя наблюдает за ним уже почти час. Час дороги до родной деревни. Чем пьянее становится молодой человек, тем больше он уходит в себя и все больше говорит что-то вслух. «Только бы не полез знакомиться», — Катя морщится. Сейчас ей совсем не хочется новых знакомств.
В вагон заходит полненький мужчина. С огромной черной сумкой.
— Пиво, чипсы, мороженое, минералка, — заученно-замученным голосом произносит он. И тут Катю бросает в дрожь. Она знает этого мужчину. Не лично. Она знает его, потому что он и десять лет назад, давным-давно, еще в прошлой жизни, так же ходил и продавал мороженое. И пиво. Господи, какой контраст! Она за эти десять лет прожила целую жизнь. Из маленькой, боевой девочки она превратилась в серьезную, респектабельную девушку. А этот пузатик… Всё тот же пузатик. Даже как будто и старше не стал.
— Пиво есть? – молодой человек останавливает бессменного продавца мороженым на полпути. — Дайте мне бутылочку.
Неожиданно парень поворачивается к Кате:
— Хотите, пивом вас угощу?
— Нет, спасибо.
— Хорошо. Не пейте лучше. Вы красивая очень. Вы, наверное, домой едете?
Катя в ответ лишь кивает и отворачивается к окну. Молодой человек продолжает беседу, но уже сам с собой.
— Да… Дом с одной стороны хорошо. Дом – он родной. Но с другой… Живут они там. Живут, умничают. И ведь как бывает – чем хуже, мать их, жизнь прожили, тем больше умничают. Сами, сами-то, дел натворили, наломали дров. Себе, близким, всем. Всем жизнь испоганили. Но умничают! Я ведь как думаю… Я думаю, потому и умничают. Потому что постоянно переживают свою жизнь, переваривают, передумывают, как можно было бы исправить. Что надо было сделать по-другому. И чем больше думают, тем больше закапываются. Удачливые, счастливые люди, они живут и всё. Советы не раздают. Они знают, как жить. Главный совет у них – не лезь. У каждого своя голова. А неудачники? У них же всего один ответ. Только вот эдак можно сделать. А по-другому нельзя. И ломают. Окружающих. Ходят, переживают. За себя-то уже устали, за близких переживают. И давят. Насилуют, считай. Требуют. Делай только так. Делай только так. Вот как видишь старую бабу, которая умничает – делай только так – вот сразу можно сказать, к гадалке не ходи – обязательно жизнь профукала. Мужа в гроб свела, детей потеряла – разъехались. Вот она и умничает. Она вот сначала мужа в могилу свела. Потом за дочь свою взялась. Потом за меня. Потом за детей наших. А зачем… А все ведь с отца началось. Надо было бежать… Вот у вас отец есть?
Вопрос оказался практически под дых. Катя повернула резко голову: «Нет… Нет, отца нет», — и побледнела.
— Вот! Все с этого начинается. А потом она и тебе на голову сядет, — молодой человек снова ушел в себя.
Катя поднялась и пересела на другое место, чтобы не слышать эти идиотские размышления. Только чужих семейных проблем Кате сейчас не хватает. До деревни еще час ехать. В двенадцать дня она будет на месте. Похороны прошли еще вчера. Сегодня гости должны были разъехаться. И останутся только самые близкие.
На самом деле так и было. Роман Романович вернулся со службы домой и удивился, какая же тишина воцарилась в доме. После ужасных, каких-то неимоверно тяжелых дней – отпевания, похорон, поминок – сегодня был первый тихий день.
Отпевать своего отца… Читать заупокойный канон не по каким-то чужим людям, а над гробом отца… Не пожелаешь и врагу. Но, как ни странно, за все это время Роман Романович не проронил ни слезинки. Может быть, он привык к отпеваниям, для него это был один из стандартных чинов, а может быть, потому что с отцом они последние несколько лет практически не общались. Да и что врать — практически не виделись. Когда шло прощание, Роман Романович наклонился над гробом, но так и не поцеловал отца на прощание. Не смог себя пересилить. И сейчас, сидя дома, он уже как будто забыл, ради чего собралась вся семья. После второй рюмки он уже начал отшучиваться, рассказывать, как маленький Макар нелепо передразнивает старшую сестру, а та злится на братика. Мама волнуется. Она садится, встает. На ней чёрный платок, тёмное платье.
— Мам, — это Лена подает голос, — садись, выпей с нами. Тебе полегче станет.
— Давайте уже Катю дождемся. Она вот-вот должна подъехать.
Лена улыбается.
— Наконец-то вы с ней увидитесь.
Мама молча кивает. На лице нет и тени улыбки. Раздается легкий стук в дверь. Мама вскакивает со стула и уходит в прихожую.
— Как думаешь, заплачет или нет? – тихо шепчет Роман Романович сестре и улыбается. Та улыбается в ответ и кивает: — Конечно, заплачет. Давай еще по рюмочке.
Они выпивают. В комнату заходят Катя с мамой. Мама утирает слезы. Катя не плачет, но и она растеряна.
— Катенька! – Лена вскакивает, крепко обнимает сестру. — Я очень рада, что ты приехала. Ты не представляешь, как хорошо!
— Спасибо, Лен. Спасибо, что позвонила. Если бы не ты…
— Ну что ты! Я же всё понимаю.
— Водочку будешь? – Рома, не дожидаясь ответа, разливает на четыре рюмки. Выпивают.
Мама улыбается, любуется на дочь.
— Давай я тебе наложу покушать, ты проголодалась. Настя сейчас со школы придет, я вас познакомлю. Рассказывай, как ты. Как жизнь твоя. Как твой молодой человек?
— Мам, — Катя после рюмочки чуть расслабляется, — никакого молодого человека нет уже полгода как.
— Ну вот! Катька! Взрослая девка, ну и что? Когда замуж-то? Что же, всю жизнь в девках? Теперь вместе будем, сможем свадьбу в деревне отыграть! Вон, всю семью соберем!
— Мам… Я не хочу об этом. Я подумывала наоборот забрать тебя в город. Тебя сейчас тут ничего не держит. Настю может в школу нормальную отдать.
Мама мрачнеет.
— Куда я уже из этой деревни, дочь? Мне не пятнадцать, как тебе было. Да и что возраст… У меня теперь тут отец. И дом. Куда я отсюда?
— Ну а что, — Роман Романович поддерживает разговор. Щеки раскраснелись, он прилично принял, — я поддерживаю Катю в этом вопросе. Давай заберем тебя, м? Будешь помогать Юле нянькать детей.
— Ой, нянькать он будет, — подтрунивает Леночка, — они у тебя от тещи не вылезают.
Роман Романович испуганно поворачивается к сестре и так, чтобы мама не заметила, крутит пальцем у виска. Мол, чего ерунду несешь, зачем маме-то об этом знать. Но мама не обращает внимания на реплику дочери.
— Нет, Катюшк, никуда я уже отсюда. Просто будешь почаще ко мне ездить, будем общаться. Да и в гости я с радостью приеду. Это не проблема.
Вроде бы не проблема. Но все в комнате понимают – этот разговор шит белыми нитками. Завтра-послезавтра участники беседы разъедутся и будут жить, как и жили раньше, разговор останется в памяти как приятное воспоминание. Как некоторая альтернативная реальность. Мы могли бы, скажет себе каждый, могли бы, но чувство долга, ответственность, да и просто правила жизни – все это довлело. Мы не могли ничего изменить.
Выпили еще, поели, разговаривали на какие-то общие темы, Роман Романович травил какие-то шутки, истории из жизни. Со школы вернулась Настя. Катя обняла девочку, но не заплакала. Настя, в свою очередь, явно чувствовала себя неуютно. Она быстро пообедала и убежала к себе в комнату, объяснив поведение тем, что ей нужно учить уроки. Хотя все понимали, что дело идет к субботе и уроков никаких не было.
К шести часам вечера Роман Романович с Леной достаточно крепко набрались. Разговор не клеился.
— А пойдем я тебе комнату покажу. Твою, – неожиданно предложила мама Кате. Та согласилась. Маме хотелось поговорить с дочерью один на один.
— Еще водки будешь? – Роман Романович, как обычно, сначала налил, потом спросил. Леночка в ответ только кивнула.
— По твоей муське я поняла, что с Юлей у вас всё как всегда?
— Хах, по муське она поняла. Нормально у нас всё. Ну как… Все как было, так и осталось. В какой-то мере, особенно в моем положении, стабильность – это хорошо. Ты-то сама почему одна? Где твой муж?
— Объелся груш, — процедила Леночка, — служит он. Выходные. Пятницу тоже.
— Хм… Что-то по голосу мне кажется, опять поругались?
— Да ты прозорливым стал, старец. Это после того, как с Викой потискался?
— Давай, давай, язви. Сразу легче станет. Что не у тебя одной все плохо. Я батюшка терпеливый. Можно выливать.
— Да ничего я выливать не хочу, — Леночка выпила рюмку, поморщилась, закусила, — не хотела я тебя обидеть. Прости.
— У тебя и не получилось. Рассказывай давай. Что там у вас.
— Плохо все, — Леночка махнула рукой, — уже почти два месяца не спим вместе. И общаемся. Через «иди к черту». Я вроде бы убеждаю себя, мол, муж мой, любила же его. Когда-то. Свадьбу когда гуляли. Венчание, помню, я счастливая такая была. Фото посмотрю, взгрустну. Пойду мириться. А этот урод вместо того, чтобы обнять, принять извинения, сразу же, прям без одного ласкового слова, начинает ныть: «Итак, Лена, пока мы были в ссоре, я все обдумал. Теперь у нас будут новые правила». Представляешь? Правила он мне начинает диктовать.
Роман Романович не выдержал и расхохотался.
— Вот! Ты ржёшь. А я, значит, стараюсь помириться, молчу. Всерьез его слушаю. А он дичь несет. Во-первых, говорит, по четвергам я бы хотел борщ. Почему ты мне совсем суп не готовишь. Хорошо… Будет тебе, мамкина сумка, борщ. Не нравится, говорит, как ты мне подрясник гладишь. Надеваю, говорит, а там от свечи капля осталась. Тут уже я закипать начинаю. Ну что, трудно взять утюг, бумажку и прогладить. Вот тебе Юля гладит подрясники?
— Ну… Бывает, когда дома. Но давненько не гладила. Сам…
— Вот! Ну и ладно же. Я же глажу. Ну хотя бы и пропустила. Или капнул ты себе свечой, ну прогладь сам. Не ной. Нет же! Ох, зла не хватает. И бородка жиденькая его. Ты не представляешь, как раздражает в такую минуту. Стоит и свою бородку поглаживает. Так и вижу, как его прихожанки на исповеди стоят и молятся на его эту козлиную бородку. Ах, какой батюшка! Ах, какой хороший!
Роман Романович снова не выдерживает и хохочет.
— Ну чего, чего смешного?
— Да я представил, как Юля моя сейчас сидит и какой-нибудь подруге то же самое про меня рассказывает.
Леночка на секунду задумывается и тоже начинает хохотать.
— Неужели все матушки одинаковые, м?
— Не знаю… Может, есть где-то счастливые семьи. Мне хочется в это верить. Иначе ради чего все это? Венчание… Я не могу поверить, что всем плохо живется. Есть же идеальные семьи.
— А я не верю уже. Мне вот кажется — права тогда Катя была. Когда мне говорила, что жениться по любви надо. Ничего венчание не меняет. Конечно, это таинство. И Бог соединяет. Но Он любящие сердца соединять должен. А когда… Когда всех подряд венчаешь, то какой там Бог? Странные вещи я говорю. И думаю иногда странные вещи. Но эта мысль – что Катя права – не дает мне покоя.
— Катя, говоришь, права, — Роман Романович задумчиво чешет бороду, потом вспоминает, как сестра высмеивала бородку мужа, одергивает себя, — а я вот что думаю про это. Сама-то Катя, скажи мне, счастлива? Она сама замужем, живет в счастливом браке?
— Нет… Но у нее по крайней мере еще есть шанс.
— Шанс… На что?
— На то… Ну, на то, чтобы найти свою настоящую любовь.
— А у нас уже нет?
— Ну… Ну вот ты нашел Вику. Не знаю, конечно, была это любовь? Настоящая?
— Была, — Роман Романович уверенно кивает.
— Ну вот. И что? А ты уже был в браке.
— И это же мне не помешало. Любовь не имеет никакого отношения к браку, понимаешь?
— Ну, как не имеет? Ведь пришлось же расстаться… — неожиданно Леночка осекается и, открыв рот, смотрит на брата: — Ах ты ж хитрый жук! Ты сейчас мне хочешь сказать… что…
— Что? – Роман Романович улыбается.
— Ты… И Вика… И? До сих пор?
— Не пойму, о чем ты, женщина. Давай лучше еще выпьем.
— Так, мы, конечно, выпьем. Но ты не увильнешь. Говори давай!
— Я бы не хотел это афишировать. Ок?
В кухню возвращаются мама, Катя и Володя. Мама с Катей оживленно беседуют. Что-то про рассаду и цветы.
— Мы не договорили, я тебя еще достану, — цедит Леночка Роману Романовичу. Тот хитро улыбается, кивает и разливает всем водки.
Уже поздно вечером, Леночка с Катей ложатся спать вместе. В той самой комнате, как десять лет назад. Леночка лежит, разглядывает потолок, окна. Всё такое родное, но одновременно такое чужое. С одной стороны, возвращается детство, но с другой стороны они с Катей стали такими старыми.
— Кать, Катьк, ты спишь? – бормочет Леночка. В ответ от Кати раздается отрицательное мычание.
— Кать. У меня вопрос. Скажи мне, помнишь наш разговор про счастье? Когда… Я тогда после него решилась и замуж вышла. Помнишь? – Катя утвердительно мычит. — Ну вот я теперь лежу и думаю. Да что сейчас. Постоянно думаю. Я все думаю – ты была права тогда. А я оплошала.
Леночка замолкает, снова рассматривая потолок. А затем, будто что-то вспомнив, опять обращается к сестре:
— Кать, Каааать. Скажи мне, ты сама счастлива?
Но в ответ раздается лишь мирное сопение сестры. Под него Леночка и засыпает.
Окончание следует
Читайте также:
