Ахилла

Таинственная судьба Руфайзена: вопросов больше, чем ответов

16 августа 1942 года, на другой день после Успения Пресвятой Богородицы, одна из сестер монастыря кармелиток в городке Мир встала рано утром, чтобы подоить корову, и нашла в сарае Освальда Руфайзена, двадцатилетнего переводчика жандармерии. Через 9 дней, в день рождения своего отца, Освальд принял крещение от одной из сестер с именем Иосиф Освальд. Это, конечно, только фрагмент мозаики, которую представляет собой полная загадок история брата Даниэля, в миру Освальда Руфайзена, крещеного еврея, босого кармелита, прототипа брата Даниэля Штайна из романа Людмилы Улицкой. Сегодня, 30 июля, исполняется 23 года со дня его смерти.

Спаситель евреев, работавший переводчиком в гестапо; католик, который до крещения притворялся католиком, чтобы выжить; он клялся сначала на верность фюреру на немецком языке, позже, как русский партизан, в верности Сталину, а потом дал монашеские обеты.

Исследователи находят нестыковки в его собственных рассказах о себе и рассказах тех, кто его знал; спорят, святой он был или грешник, пособник фашистов или спаситель евреев; еретик или нет; что за странные отношения связывали его с полицаем Серафимовичем; повлияла ли встреча с ним Папы Иоанна Павла II на установление Ватиканом дипломатических отношений с Израилем и признание вины католической церкви за преследование евреев; был он запрещен в служении или не был; насколько реальный брат Даниэль соответствует Даниэлю Штайну, герою романа Людмилы Улицкой, и имела ли право писательница использовать реального отца Даниэля для создания литературного образа.

И, наконец, остается дискуссионным главный вопрос: утопична ли мечта о. Даниэля о возрождении иудохристианской Церкви «Матери всех церквей», которое, по его мнению, должно было привести к исцелению раздоров между церквями, к миру и единству? Или это осуществилось лишь в его общине, и пока он был жив?

«Господь хранил меня, не дав губы потолще»

Через много лет игуменья монастыря кармелиток Эйжебия Бартковяк рассказывала, что на вопрос о том, что более всего подвигло Руфайзена принять крещение, он ответил:

«Я видел, какое участие приняли во мне сестры, рискуя своей жизнью, не давая чувствовать, что я еврей. И это меня убедило, что должно быть что-то большее, некоторая истина, которая дает эту силу».

Освальд Руфайзен родился в польском городке Живец. Его родители, Фани и Элиас Руфайзен были так называемыми ашкеназами, «немецкими евреями», то есть одевавшимися по-европейски и не сохранявшим идиш. Дома говорили по-польски и немного по-немецки. Семья владела небольшим овощным магазином. Когда мальчику исполнилось тринадцать лет, он стал членом молодежного сионистского движения, вместе с братом Лео мечтал о Палестине, о жизни в киббуце (киббуц — сельскохозяйственная коммуна в Израиле, характеризующаяся общностью имущества и равенством в труде и потреблении). Организация, как считал Руфайзен, превратила его из человека без национальности в еврея. С началом войны, расставшись с родителями во время бегства от немцев, братья добрались до Львова, там присоединились к группе молодежи киббуцного движения, через советско-литовскую границу пробрались в Вильно. Из Вильно брату удалось через Советскую Россию выехать в Турцию, а оттуда в Палестину. Их родители, по неподтвержденным данным, погибли в лагерях смерти.

Освальд после 22 июня 1941 года оказался между советским и немецким фронтами. В Вильно ему чудом несколько раз удавалось спастись в облавах на евреев.

«Никакой заслуги моей в этом нет, ибо если бы Господь Бог дал мне более кривой нос или губы потолще, давно бы уже пропал», — писал он в автобиографии. Один раз он все же попался, но спасся тем, что назвал себя сапожником — и действительно, сапожное ремесло он освоил, живя в Вильно. Его взяли работать в мастерскую, оборудованную немцами инструментами и материалом, отобранными у евреев. В автобиографии Руфайзен рассказывает о многих случаях чудесного избавления от опасности, благодаря своего ангела-хранителя и Бога, которому он молился. Ему удалось избежать смерти, сбежав и спрятавшись, когда немцы расстреляли 1700 евреев в один день. Почему Господь хранил именно этого человека и позволил уничтожить остальных? Для особой миссии? Судя по запискам Руфайзена, он склонен был в это верить. «Господь Бог все обстоятельства обращал в мою пользу», — пишет он даже тогда, когда речь шла о холокосте. Комендант города Турец, к которому он пришел за регистрацией, был уверен, что еврею не придет в голову соваться в место, где на днях был массовый расстрел его соплеменников. Потом он вспоминал о своих мыслях перед крещением: «Быть может, я должен иметь какую-то особую функцию в этой Церкви — наверное, улучшить, упрочить отношения между евреями и христианами».

По краю львиного рва

Два месяца Освальд батрачил на польского крестьянина, знавшего, что он еврей, потом попал в белорусский городок Турец, где зарегистрировался в немецкой жандармерии как поляк. Работал сапожником, уборщиком в школе. Инспектор белорусской полиции города Мир Семен Серафимович позвал его работать у него переводчиком и учить его немецкому. «Я знал: если соглашусь — спускаюсь в „львиный ров“, не соглашусь — будет другой львиный ров», — рассказывал много лет спустя отец Даниэль.

Освальд принял предложение Серафимовича, предварительно дав себе клятву использовать свое положение во благо людей.

Польский городок Мир (сейчас поселок в Кореличском районе Гродненской области Беларуси) в 1939 году стал советским, а в июне 1941 года был оккупирован немцами. Через три месяца после оккупации немцы, реализуя нацистскую программу уничтожения евреев, организовали в Мире первое гетто. Находилось оно в самом поселке и занимало жилой квартал. В него переселили всех евреев местечка — около 3000 человек.

19-летний Освальд стал переводчиком между немецкой жандармерией, белорусской полицией и местным населением, получил черный мундир СС с серыми манжетами и воротником и оружие, практически стал немецким полицейским в чине унтер-офицера. Это называлось: «Белорусская охранная команда — вспомогательная полиция немецкой жандармерии в оккупированных областях». На этой должности Освальд оставался 9 месяцев — и это тот период его жизни, о котором мы меньше всего знаем, и который дает простор для самых разных предположений и обвинений.

Это вечная военная история — тебе дается шанс быть своим в стане врага, чтобы получить возможность кого-то спасти. Но чтобы не вызывать подозрений, ты не должен проявлять явных признаков сострадания, не должен отказываться от того, что положено тебе по должности, например, присутствовать при допросах, экзекуциях и казнях, а потом переводить похабные шутки невдалеке от остывающих тел.

Ты не можешь спасти всех, чтобы не вызывать подозрения. При всем этом ты рискуешь выглядеть предателем для своих и рискуешь увидеть людей во врагах. И то и другое произошло, видимо, с будущим о. Даниэлем.

Спасение евреев и участие в грабеже крестьян

Однажды из гетто для ремонтных работ вызвали электрика. Выяснилось, что Освальд знал его еще по Вильно. Он также был членом сионистского движения. Договорились, что Освальд будет пересылать ему сообщения через еврейскую девушку из гетто, которая убирала в жандармерии.

Потом он начал воровать оружие, находившееся в жандармерии, и доставлять его в гетто. «Это было нелегко, потому что дом жандармерии стоял в большом саду, и я не мог попасть прямо к гетто, сначала нужно было каждый пистолет, каждую добытую винтовку — а с винтовками из-за их размеров было особенно тяжело — спрятать где-нибудь в саду, поближе к забору. Вечером мой путь все равно проходил вокруг дома — я жил в другом месте, у белоруса Семена Серафимовича. Я должен был протащить оружие через забор, и потом — на велосипеде в гетто. Люди там были уже информированы моими связными и знали, что в этот вечер я приду. Все должно было совершаться очень быстро — я ведь не мог терять много времени, рискуя обратить на себя внимание».

Когда Освальд услышал разговор начальства по телефону и узнал о готовящейся акции уничтожения евреев в гетто, он смог предупредить соплеменников. Чтобы дать им время спастись, увел немецкую полицию на север на поиск русских партизан. 300 человек с его помощью смогли сбежать. На следующий день его арестовали, но не потому, что его заподозрил полицмейстер —он безмерно доверял Освальду, а потому, что его выдал один еврей из гетто, может быть, он хотел таким способом спасти от смерти оставшихся в гетто 500 человек.

Дальше чудеса пошли так густо, что одного только этого эпизода хватит на длинный приключенческий рассказ, полный неожиданных поворотов: побегов из «львиного рва», избавлений от смерти в последнюю секунду, переодеваний в женское платье, «невидящих» и «неслышащих» врагов и посланных Провидением друзей.

Если вкратце — ему, разоблаченному и во всем признавшемуся, удалось сбежать из-под ареста. До ноября 1943 года Руфайзена с постоянным риском для жизни скрывали сестры-кармелитки (сестры, выгнанные сначала советской властью, а потом повторно немцами из монастыря, поселились в частном доме по соседству с немецкой военной жандармерией). В это время он был крещен одной из сестер. По просьбе настоятельницы Эйжебии Бартковяк новообращенный написал свою автобиографию (опубликованную полностью только после его смерти). А потом Освальд ушел в лес и попал к советским партизанам, в отряд Пономаренко, где его чуть не расстреляли. Защитили его евреи, которым он когда-то способствовал при побеге из гетто в лес. Занимался заготовкой дров для отопления и караульной службой, в боевых операциях участвовал редко. Писал о так называемых хозяйственных операциях — а попросту говоря, грабеже крестьян, чем занимались партизаны. В одной из них довелось принять участие и Руфайзену.

«Это было для меня самым ужасным, — вспоминал он. — Помню, как однажды мать с сыном плакали над последней коровой. Не помогли слезы и крики, что это их последняя кормилица. Ничего другого люди так не жалели, как коров».

Надо сказать, что в то время у недавно обратившегося католика Освальда были типично неофитские закидоны. Например, когда ему удается попасть на исповедь к ксендзу, будучи еще партизаном, он больше всего упрекал себя за котлету, съеденную в Великую Пятницу, а не за участие в грабеже крестьян.

Он был представлен к награждению золотой медалью «Партизану Отечественной войны» 2-й степени. За медалью не пошел, сказав: «Это мне для спасения не нужно» (так рассказывала с его слов его крестная, игуменья).

Потом был еще любопытный и смущающий многих эпизод: после ухода немцев он должен был идти в армию, на фронт, но в последний момент из военкомата его забрали сотрудники НКВД —он им нужен был в Мире, чтобы назвать лиц, сотрудничавших с немцами. Он приехал в Мир, осмотрелся, и назвал только тех, кто бежал с немцами, кроме одного полицейского, «подлого типа», про которого он рассказал все, что знал.

В Израиле: наводить мосты между иудейством и христианством

Причудливым путем избавленный от дальнейшей службы в НКВД, Освальд со своей крестной добрался до Польши, где после некоторых испытаний принял постриг с именем брата Даниэля, а потом и священный сан, семь лет был проповедником. Когда из Польши в Израиль вместе со своими еврейскими супругами прибыли много христиан с детьми, в большинстве католиками, отца Даниэля направили на родину предков для работы среди этих людей.

Там ждала его и встреча с младшим братом и его семьей.

В Израиле в гражданстве ему было отказано. В глазах израильских властей он, как христианин, монах и священник, не мог считаться евреем. Даниэль подал апелляцию в израильский Верховный Суд и проиграл. В результате в Закон о Возвращении, гарантировавший автоматическое предоставление израильского гражданства всем желающим того евреям, была внесена поправка, исключающая евреев, принадлежащих к какой-либо религии кроме иудаизма. Даниэль стал израильским гражданином через натурализацию, вскоре после окончания процесса. «Приписан» он был к кармелитскому монастырю «Стелла Марис», но при этом был вполне свободен в перемещениях: Руфайзен, знавший 8 языков, водил по Израилю группы паломников и туристов, занимался проблемами неарабских христиан от Нетании до границы с Ливаном.

С 1961 по 1995 год о. Даниэль служил в храме св. Иосифа, где вел службы на польском и английском языке, а впоследствии и на иврите. На его проповеди приходило людей больше, чем на проповеди местных арабских священников — начались разногласия.

И тогда отец Даниэль и его друзья сняли, а потом и выкупили небольшой домик неподалеку, в нижней части Хайфы, на улице Анилевич 1, встречались там и вели службы, это был дом собраний, общинный центр, причем не только для католиков — в общине были православные и протестанты.

Профессор социологии, доктор философии Нехама Тэк, автор книги-исследования «In the Lion’s Den. The Life of Oswald Rufeisen» (Во львином рве. Жизнь Освальда Руфайзена) в интервью журналисту Сэму Ружанскому говорила:

«Он… хотел навести мосты между двумя религиями — иудейством и христианством. В определенной мере он этого достиг в пределах своей общины. Потому что он сам, как личность и как гуманист с большой буквы, был этим мостом… К сожалению, он очень рано ушел из жизни, не успев много задуманного им сделать. И все-таки его доброта и любовь к людям оставили свой неизгладимый след в сердцах его общины».

Людмилу Улицкую единственная встреча с о. Даниэлем в Москве потрясла:

«Сел на стул, едва доставая до пола ногами, обутыми в сандалии. Очень приветливый, очень обыкновенный. Но при этом, я чувствую, что-то происходит — то ли кровлю разобрали, то ли шаровая молния под потолком стоит. Потом я поняла — это был человек, который жил в присутствии Бога, и это присутствие было таким сильным, что и другими людьми ощущалось».

«Никогда Даниэль не занимался никаким миссионерством. Он этого не принимал и не понимал по отношению к любой религии, — рассказала Ольга Агур, член общины Даниэля Руфайзена, журналисту Сэму Ружанскому. — Люди его искали, да. Самые разные люди. И он всех принимал и никому не отказывал, но никого не привлекал и не искал, креститься не звал. Наоборот, он говорил, если ты еврей и находишься в Израиле, прежде всего, пойми, для чего ты здесь. Он людей креститься, можно сказать, отговаривал. Он считал, что это не нужно, если человек живет в Израиле».

Судя по рассказам Ольги, о. Даниэль служил в общинном доме раз в неделю, на иврите. После общей молитвы люди оставались, пили чай, общались. Ольга Агур рассказала интересный эпизод, характеризующий о. Даниэля:

«Его должна была снимать группа, по-моему, английская, для ТВ. И он должен был ехать к ним в Иерусалим, была страшная жара, как у нас бывает летом, где-то 42 градуса. Дышать нечем, а он говорит — завтра надо быть в Иерусалиме. Ему уже было за семьдесят, вести машину три часа — очень тяжело… и я говорю ему: „Даниэль, ну неужели они не могут приехать в Хайфу! Ну, что ж это такое, почему это ты должен ехать!“ И тут он вдруг рассердился. Впервые я его таким увидела. Стал очень серьезным и говорит ядовитым таким голосом: „Ты что думаешь, я должен сесть на трон и свесить ножки, и все вокруг меня должны плясать? Нет, моя дорогая, я еще живой, я не памятник сам себе!“»

О книге Людмилы Улицкой бывшая прихожанка Руфайзена сказала: «Получилось передать, как мне кажется, вот эту солнечность Даниэля. Важность самого факта его присутствия среди людей…»

Для католиков — слишком еврей, а для евреев — вероотступник

Экскурсовод из Хайфы Юрий Полторак рассказал «Ахилле», что в 1996 году он работал над путеводителем по Хайфе на русском языке и зашел в католический храм св. Иосифа. С удивлением понял, что служба там идет на иврите. После службы подошел к священнику и обратился к нему с вопросом на иврите, а тот, внимательно на него посмотрев, ответил ему по-русски. Так состоялось знакомство с о. Даниэлем. Вскоре Юрий пригласил его на встречу в Дом репатрианта, а о. Даниэль вместо этого пригласил Юрия и его знакомых — человек 20, к себе, в дом собраний. «Честно скажу, — говорит Юрий, — я не помню, о чем он рассказывал, много лет прошло. Тогда не очень ощущалось, что это такой удивительный человек — ну, интересный человек, умничка. Про себя он никогда не рассказывал».

«Несколько лет назад, — добавляет Юрий, — мы с одной израильской журналисткой хотели сделать к 90-летию Даниэля небольшую передачу, и я встречался со Стеллой Цур, прихожанкой общины. Она уже была совсем старенькая. Рассказала, что если друзья из общины хотели купить ему брюки, то их покупали, стирали и говорили, что они не новые, а кто-то их отдал — тогда он брал. Папу римского о. Даниэль называл „Каролик“, они познакомились в Кракове, он говорил, как хотел бы, чтобы Каролик приехал в Хайфу. Рассказала, как во время своего разговора с Папой в Ватикане Руфайзен сказал: „Вы украли у нас Петра и Павла“, на что Папа ответил, что так говорить может только еврей.

Когда я вожу экскурсии по Хайфе, я всегда рассказываю о нем, показываю храм св. Иосифа, где о. Даниэль служил».

В доме, где встречалась община брата Даниэля, где жил он сам, по-прежнему собираются католики, несколько десятков человек — община св. Иоанна Крестителя, принадлежащая ивритоязычному викариатству св. Иакова.

Теперь там служит поляк, о. Роман Камински, знающий иврит. Службы ведутся на иврите и на русском языке.

Брат Даниэль скончался 30 июля 1998 года от сердечного приступа — прозаичнее, чем герой Улицкой Даниэль Штайн, погибший в автокатастрофе. Израильская газета «Новости Севера» отозвалась на смерть брата Даниэля: «Смерть семидесятишестилетнего Освальда Руфайзена на позапрошлой неделе освещалась прессой не меньше, чем его жизнь. Было в этом необыкновенном человеке и всей его жизни что-то парадоксальное. Он сочетал любовь к классической музыке и хорошей еде с жизнью аскета в холодной и темной монашеской келье, был окружен людьми, но в душе одинок. Не иудей, но и не подставляющий, как истинный христианин, вторую щеку, он стремился найти способ существования, соединяющий христианство и иудаизм».

Его младший брат прочитал кадиш (еврейскую молитву) на его похоронах, проведенных по христианскому обряду. Похоронен Освальд Руфайзен на католическом кладбище, могила, по его завещанию, укрыта необработанной плитой, привезенной из Галилеи, но креста на плите нет — потому что для католиков он был слишком еврей, а для евреев — вероотступник.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: