Исповедь семинариста. Век XXI-й (окончание)

26 апреля 2017 Виктор Норкин

8

Перемены в семинарии произошли с каждым человеком. Никто не сумел избежать их. Если кто-то скажет, что я проучился пять лет и нисколько не изменился, то это будет ложью. Во время обучения в семинарии — в закрытом учебном заведении — проявляются самые «лучшие» качества человека. Это и понятно, потому что в рамках жесткой системы ты не можешь не измениться и не раскрыть себя. Просто кто-то более податлив и пассивен для существования в рамках системы, лишенной какой-либо морали, кто-то менее. Отсюда и разные степени перемен в людях.

Первая степень перемен человека — когда он замыкается на православии, на своих собственных объяснениях окружающей обстановки вроде того, что нужно смиряться, терпеть, жить по заповедям, несмотря ни на что и т.п. На практике это просто эгоистическая логика, которая сконцентрирована на самом себе, на «я» человека. Вот вбил он в себе в голову, что мир устроен так, а остальное неважно. Если я не могу и не знаю, как решить эти проблемы, то пусть на них висит православное объяснение-табу, которое меня освободит от какого-либо размышления над данной проблемой. Такие идут потом в священники, становятся «духовными пастырями», диаконами. В них много такой ложной духовности, они мнят себя настоящими христианами, которые могут побороться с любыми искушениями в системе и продолжить веровать в своего карманного бога. Подобное было и до революции. Правда, потом почему-то все ахнули и стали удивляться, а что же нас тут большевики на мясо пустили?! Видимо, не просто так, видимо, недостаточно людям было объяснений-табу. 

Второй уровень изменения в семинаристах состоит в проявлении в них «лучших» чувств, которые может породить православная система: чувства лицемерия, лизоблюдства, стукачества, заискивания перед начальством. Это достаточно распространенное явление в Русской церкви. Можно даже сказать, что 95% межличностных отношений внутри церкви строятся по этим принципам. Это, как говорили в совке, базис.

Приведу один пример. Был у нас на курсе один лицемер. Он говорил неимоверное количество комплиментов начальству, старался всячески услужить ему. Кажется, что он стал профессионалом-«лингвистом» в области угождений начальству. На одной из перемен между ним и еще одним студентом произошел небольшой конфликт. Студент ему высказал все по поводу того, что тот лизоблюд и лицемер. В ответ он услышал следующее: «Да, я такой, ничего в этом не вижу проблемного. Посмотрим через 5 лет, кто из нас и где будет. Вы с вашей правдой — и я со своими способностями!»

И ведь прав был, змеюка! Сейчас он весь в наградах, настоятель храма, служит при епископе. Таких, как он, было не мало в семинарии. Все стали настоятелями или влиятельными попами. В семинарии, как и в церкви, все построено на принципах лицемерия и лизоблюдства. Любая церковная карьера строится только по этому типу. Если вы видите состоятельного и состоявшегося попа, то он либо где-то промолчал, потоптав Евангелие ногами, либо же он сделал красивый реверанс по отношению к местному архиерею. Таких людей достаточно много сегодня в церкви. Они делают свою карьеру за счет людей первого типа, которые все время прибедняются и натягивают на себя маску духовности. За счет таких «духовных» рабов очень легко и просто делать карьеру и строить церковную жизнь. 

Третий тип перемен семинаристов состоит в том, что среди них формируется тип либеральных христиан, в каком-то смысле даже нонконформистов. К таким взглядам приходят, когда понимают, что все церковные правила и порядки уже отжили свое, что они абсолютно не работают, от них пахнет мхом, плесенью и гнилью. Поэтому они путем несложных умозаключений приходят к тому, что сегодня нужно жить так, как живут люди в XXI-м веке, не нужно стараться перегружать людей какой-то античной или средневековой фантазией, которую придумали странные монахи. 

Сегодня, чтобы стать священником в РПЦ, нужно обязательно быть в первых двух группах людей. Это совершенно четкие и понятные позиции. Занимать же третью позицию и идти в священники достаточно проблематично. Есть много примеров среди либеральных священников, когда человек ощущает себя просто не в своем корыте. Очень трудно сегодня живется таким священникам как отцы Алексий Уминский, Петр Мещеринов, Георгий Митрофанов. К этому кругу людей можно также отнести убиенных отцов Александра Меня и Павла Адельгейма. В современной церкви запрещено живое, настоящее и свободное мышление. Люди, мыслящие таким образом, подвергаются различным притеснениям и гонениям со стороны епархиального начальства, а также третируются местным епархиальным священством. Это, кстати, еще одно из качеств современной церкви. Если человек человеку волк, то священник священнику — волчище. В церкви нет братства, в церкви фактически даже нет нормальных человеческих отношений. Ведь те, кто тебе улыбался вчера, завтра воткнут тебе нож в спину. «Брутова» система. 

Если либеральный семинарист становится священником, то он должен быть готов или к тому, чтобы подстроиться под начальство и стать как все (этакий тайный либерализм), серой мышью и «рабом божиим» на храмовом хозяйстве епископа, либо же пойти в мир и стать обычным прихожанином с либеральным взглядом на христианство. 

Четвертый тип перемен – радикальные перемены. Насмотревшись церковной ситуации, узнав в подробностях, как строится церковный бизнес и какие люди заправляют церковью, ряд семинаристов выбирает радикальный путь. Кто-то становится агностиком, а кто-то становится атеистом. Я с удивлением для себя обнаружил, что среди священников есть немалое количество атеистов. Они просто живут, служат, зарабатывают на безголовых прихожанах деньги. При этом они прекрасно понимают, что с амвона и на исповедях рассказывают людям русские народные сказки. На определенном этапе церковной и семинарской жизни становится понятно, что даже многие из епископата, настоятелей монастырей далеко не такие верующие, какими они любят прикидываться перед прихожанами. Перед прихожанами они все ксеньюшки блаженные и себя ради юродивые.

Поскольку вера проявляется в поведении человека, то по поведению архиереев и маститых настоятелей можно многое сказать. Становится понятным то, что они просто конъюнктурщики и карьеристы, в Бога давно не верят, но людей околпачивают. Еще Достоевский об этом писал в легенде о «Великом инквизиторе». Там же все четко изложено. Пусть он образы католической церкви приводил, но, как по мне так, в этой легенде Достоевский выступил как лютый тролль православной церкви. Правда, последняя этого не заметила и не запретила читать Достоевского своим верующим. 

В семинариях также существует практика стукачества. Это тоже норма жизни церкви и семинарии, святая простота на службе у начальства, чтобы более эффективно проводить карательные операции против непослушных студентов. 

Выше я говорил, что новый проректор по воспитательной работе решил вывести из нас «нового человека». Стукачи были у него в чести. К каждому студенту, когда давал благословение, он подходил с вопросом: «Как обстановка?» При этом нужно было видеть лукавое выражение его лица. Кто был послабее и полицемернее, тот с радостью рассказывал батюшке об обстановке в семинарии и межличностных отношениях. Другие молчали в ответ, а оппозиционеры и вовсе перестали брать у него благословение и просто здоровались.

Был один случай, о котором я кратко упоминал выше, когда один семинарист-дурачок напился и ехал в общественном транспорте в подряснике, периодически взывая к «борису». По окончании вечерней трапезы проректор встал, вызвал этого студента, поставил его посреди трапезной и сказал: «Ты понимаешь, что ты подставил всех и провинился перед всеми братьями. Такой-сякой ты. Теперь ты должен просить прощения у всех. Проси прощения!» Парень долго мялся, не знал, что делать, но в итоге обратился к нам и попросил прощения. Все были в шоке. Не знаю, как для других, но для меня такой поступок проректора — это унижение человеческого достоинства. Ставить на ковер перед всеми, требовать, чтобы человек извинялся — это, по сути, втаптывать человека в грязь, это какие-то коммунистические, партийные методы.

После этого он обратился к нам и сказал: «Чтобы избежать подобных ситуаций, мы должны докладывать об обстановке в семинарии и о том, что происходит с вашими братьями и сокелейниками. Если брат ваш согрешает, то доложите о нем мне или же дежурному помощнику. Вы подумаете, что я призываю вас стучать?! Нет, я вас не призываю к стукачеству, я призываю вас помогать ближнему своему». Такая была лицемерная и античеловечная риторика у этого проректора. И что удивительно, многие из первокурсников поверили этой ереси и в простоте душевной докладывали обстановку. 

Было у нас два случая, когда у студентов поехала крыша и помутнело сознание. В первом случае это произошло на почве гомосексуального контакта одного студента с другим, который видели несколько других студентов. Парень стал разговаривать сам собой, потом по выключенному телефону нашел себе невидимую подругу и разговаривал с ней. Другой случай я описывал выше, когда под лекарствами и алкоголем студент взялся за нож.

Таким образом, можно увидеть, что семинарская мясорубка перемалывает всех, меняет, но каждого она измельчает по-своему. Кто-то становится рабом системы, кто-то лицемером, кто-то выбирает либеральный путь, кто-то атеистический, а у кого-то открываются психологические проблемы. Во всем этом виновата система, которая холодно и безучастно взирает на происходящие перемены в душах молодых людей. 

Справедливости ради стоит сказать и о том, почему многие из студентов (на примере нашей семинарии) держались до последнего и не уходили. Многие, кстати, так и не ушли из церкви, несмотря на весь криминал, которые они видели. Нам в каком-то смысле повезло, что в нашей семинарии оказался достойный пример священника, да и просто доброго человека, который своими поступками и своим поведением внутри системы показывал, что не все так плохо, что есть человечность, есть доброта. Это был такой яркий контраст между ним, его жизнью и всей системой, что я до сих пор (как и многие другие студенты, наверное) благодарен ему за этот человеческий опыт доброты и простоты. Конечно, потом для меня стало ясно, что он такой человек не потому, что он христианин или священник, а просто потому, что он по натуре такой человек. Обычно церковь портит добрых людей, но поскольку он крепкий как камень, то система его так и не смогла испортить. Помести его в самые страшные и суровые условия – он останется таким же добрым и человечным.

Думаю, что на психику и аргументы многих семинаристов «за церковь» он оказывал своим поведением непосредственное влияние. Это и хорошо, и плохо одновременно. Хорошо, что они увидели, как и я, пример для подражания, а плохо потому, что они попали в церковную систему рабства под этим влиянием. Он-то справляется с системой и ее заразой потому, что он действительно сильный человек, а другие, кто был под впечатлением, для кого он стал примером, не могут, они все маленькие люди, они просто съеживаются под давлением системы до уровня серой мыши. Поэтому даже у доброты есть своя обратная сторона.

9

Дальнейшая судьба выпускника семинарии тесно связана с его личной позицией по отношению ко всему происходящему в церкви.

В карьере нет проблем у людей из первой группы. Они просто-напросто становятся холопами архиерея, на которых он ездит, как на послушных и трудолюбивых ослах. Это простые ребята, верующие в какого-то своего бога, который объясняет их узкий православный мирок, который дает ответы на простые вопросы. Они становятся рядовыми служителями культа в РПЦ (кто-то со временем станет настоятелем, если хоть какой-то проблеск способностей покажет), получают свои 20-30 тыс. рублей, ходят ежедневно по требам да машут кадилом. Серая жизнь попов-обывателей. У них нет каких-то перспектив роста, они во всем послушны высшему начальству. Зачастую это право-консервативные ребята, путинисты, готовые оправдать любую вещь своей православной теологией в стиле «так угодно нашему богу», «воля божья» и др. набор слов из серии православной казуистики. Их окружают такие же обыватели прихожане, которые особо не задаются вопросами, не читают серьезной литературы. Некая православная идиллия в общем экстазе безграмотности и мракобесия. 

Среди таких попов встречаются и хорошие, добрые люди, конечно, но будем честными перед самими собой – это такие же рабы, как и все. Они суть собственность архиерея, они полностью зависимы, живут, мягко говоря, не богато, пашут как кони. Кто-то норовит им поставить памятник как героям, но я не спешу с такими утверждениями. За что ставить памятник, если человек сам выбрал цепи? Духовности в рабстве я тоже особой не наблюдаю, да и какая может быть духовность, если главный принцип христианства – свобода — попирается всей системой воспитания, образования и служения в русской православной церкви?

Второму типу людей в карьере после семинарии везет. Если ты зело талантливый муж и знаешь не один способ подлизывания и целования пятых точек начальства, то ты быстро вырастешь на церковном поприще. Тебя будут ценить, уважать, будешь при хороших деньгах, скорее всего, достаточно быстро ты станешь настоятелем жирного прихода.

Что касается третьего типа людей, то одни после семинарии пытаются стать либеральными священниками. В современной церкви такие попы не нужны. Во-первых, просвещение внутри церкви никому особо не нужно (а эти попы хотят заниматься просвещением), это сразу принесет серьезные убытки для свечного и иконного бизнеса. Когда либеральный поп начинает заниматься просвещением, то его быстро-быстро «закрывают» (посмотрите истории с прот. Георгием Митрофановым, с прот. Алексием Уминским, с иг. Петром Мещериновым). Во-вторых, чувствует себя такой поп как не в своей тарелке. В Москве к отцу Алексию Уминскому среди сановитых патриархийных попов отношение не очень, с усмешкой. Поэтому сегодня опасно быть либеральным священником — ты автоматически ставишь себя вне этой системы. 

Другие семинаристы (которые понимают, что священство не для них) просто уходят из церкви. Кто-то остается верующим мирянином, кто-то становится агностиком и атеистом. Устраиваются на мирскую работу. Некоторые потом, правда, возвращаются в церковь. Знаю несколько таких примеров. Один студент сначала ушел из церкви, под влиянием либеральных мыслей, работал упорно в миру, критиковал церковь, но потом видимо понял, что в миру деньги даются кровью и потом, что нужно пахать как лошадь, а в церкви, как сегодня в одном меме говорится, «кадило крутится, бабосик мутится», «бабки каются, мечты сбываются». Шутка шуткой, а суть в ней четко отражена. Поэтому он вернулся и стал попом.

Поповская работа ведь достаточно механическая. Она не требует от человека особого труда или таланта. Людям, приходящим к попу, тоже особо сложных вещей не нужно. Им достаточно показать, где стоит икона чудотворная, показать, как правильно к мощам прикладываться. Это потолок поповской жизни — пустое, бессмысленное требоисполнительство. 

Поэтому, если кто поступает в семинарию и думает о великой духовности или проповеди, то спешу разочаровать. Все будет банально, тупо и просто. Со временем такой человек свыкнется. Что и требует от человека вся эта церковная система – стать мышью, тенью, молчаливым и пустым созданием, не роптать, не возмущаться и во всем подчиняться сибаритам, воссевшим на Моисеевом седалище.

10

Геи в церкви и семинарии. Актуальная проблема, которую в свое время поднял о. Андрей Кураев, за что ему отдельная благодарность, так как в семинарской среде это достаточно распространенное явление. Ведь семинария не отделима от епархии. 

Как мы знаем из постов о. Андрея и из церковной практики, геи составляют не малый процент в среде монашествующего духовенства. Чаще всего они, как монголы-кочевники, переезжают со своим ханом-епископом из епархии в епархию, в коих они совершают опустошения, творят бесчиния и разврат. Все это, как говорил апостол Павел, «не в углу происходило». Кто-то из студентов попадает в эти тусовки, становится соучастником, кто-то по слухам узнает, кто-то сталкивается напрямую просто потому, что к нему пристают из-за того, что он выглядит как ребенок, где-то эти геи сами палятся в местных клубах. Много всего.

Я думаю, что примеров, приведенных о. Андреем, вполне достаточно, чтобы начать решать эту проблему серьезно. Это ПОВСЕМЕСТНО. Он ничего не выдумал. На моей памяти в семинарии было где-то восемь геев. Часть из них на данный момент — иеромонахи. Это именно открытые, которые от своих никогда не скрывали своей ориентации. Ходили по клубам и тусовкам. Сейчас некоторые из них вступают в связи и служат литургию. 

Был в епархии один настоятель крупного монастыря, молодой иеромонах, который умер от осложнений, связанных с ВИЧ. ВИЧ он заработал по причине увлечения нетрадиционными отношениями, как Фредди Меркьюри. К сожалению, руководство епархии предпочло умолчать об этом и не рассказывать прихожанам. Для всех состряпали легенду про тяжелую болезнь, чтобы не испортить образ доброго батюшки. Человек он был действительно неплохой, но архиерей, который его рукополагал, прекрасно знал о его страстях и все равно рукоположил его, что, в свою очередь, привело к серьезному когнитивному диссонансу в голове у этого иеромонаха. Говорят, что он до последнего боялся сдать кровь, так как не хотел огласки. Естественно, что совесть давила на него, Евангелие стало для него плахой, на которой ему пришлось оставить свою голову. А система? Система съела его, как и многих других, потому что она вечно голодная и вечно жаждет новых жертв. 

Проблема сложная, если честно. Справедливости ради следует сказать, что среди монахов-геев существуют разные типы людей. Есть вполне нормальные люди, добрые, отзывчивые. Правда, таких меньшинство. В основном ребята из церковного лобби достаточно наглые, мерзкие, как и описывает их о. Андрей. 

Тут возникает и богословский, и канонический вопрос в связи с этим. Как быть? Ведь они друг друга рукополагают, совершают евхаристии, пристают к юношам, напаивают их или устраивают оргии. Тут два пути: или же идти по пути англиканской церкви и все это легализовать, просто по той причине, что их о-о-очень много в церкви сейчас; или же идти по пути канонического сопротивления, но кто это будет делать? Кураев? Да его самого смяли, как тузик грелку. Ничем хорошим такое положение вещей не закончится. Наличие геев в церкви — это один из главных аргументов в пользу расцерковления думающего человека, потому что нельзя проповедовать христианскую мораль и быть, на практике, против нее. Нужно или неохристианскую мораль создать, учтя все положения о правах человека, или же все-таки жить как-то иначе. Находиться в состоянии такой шизофрении невозможно долго. 

Чуть выше я говорил о том, что ряд монашествующих не любят женщин. «Не-любовь» к женщинам — это своеобразный маркер. На 80% эта «не-любовь» выдает в монашествующем человека с нетрадиционной ориентацией. У них есть какая-то неадекватная не-любовь к женщинам, доходящая до ненависти, скрипения зубами. На 20% ненависть к женщинам выдает монахов-подвижников, преподобных, но они говорят это от того, что они внутренне искушаются женщинами, хотят ими обладать. Ну, а обычный монах-разгильдяй — какой сегодня? Пьяница да блудник. Таких просто тьма. На самом деле такие монахи — это меньшее зло. Большим злом являются гомосексуалисты в рясах — они пристают, лезут, учат людей морали и нравственности, а сами зависают в клубах, имеют любовников, делают безумные карьеры. 

11 

Конечно, это не все, что можно рассказать о семинарии. О семинарии и духовных школах можно рассказать очень и очень много таких вещей, после которых вся эта система должна быть реформирована на корню. Поэтому прошу ребят из других семинарий тоже писать свои сообщения (хотя бы анонимные), воспоминания о системе, дабы все это не замалчивалось.

Обсудить статью на форуме

Читайте также:

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)


Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: