Ахилла

20 апреля появилась информация о том, что на территории екатеринбургского Ново-Тихвинского женского монастыря снесли церковь XVIII века. В тот же день «Ахилла» взял комментарии у пресс-секретаря монастыря и у градозащитника Марины Сахаровой.

А чуть позже вечерком решили мы с моим замом прогуляться в обитель и на месте сделать пару фотографий самого объекта «глубокой реконструкции». И вот что из этого вышло…

***

Зашли мы на территорию и прямиком направились к месту строительства. Вот только сразу поняли, что, к сожалению, ничего интересного сфотографировать не удастся: место обнесено забором, а за забором еще высоченные заграждения в несколько метров высотой, обтянутые зеленой тканью.

Как раз в это время открылись ворота стройки, и оттуда выехал трактор. Открыла те ворота то ли монахиня, то ли послушница – вся в черном – и с подозрением посмотрела на нас.

Все-таки решили достать фотоаппарат и щелкнуть хотя бы заграждения. Пока мы его доставали, вновь вышла эта леди в черном (довольно молодая) и прямиком направилась к нам, пытаясь изобразить вежливую улыбку.

— Простите, фотографировать нельзя! – улыбка, но строгая.

— Как это «нельзя»? Почему?

— Не благословлено!

— Объясните, почему не благословлено, — прошу, тоже приветливо улыбаясь, при этом поправляя ремешки фотоаппарата, чтобы удобнее перехватить. Насельница вытягивает руку и не позволяет мне коснуться крышки объектива, закрывая ее ладонью:

— Даже и не снимайте крышку – нельзя!

В это время подходит еще одна невысокого росточка молодая насельница, одетая так же, как первая. Вежливо улыбается:

— Благословите!

Вы знаете, что такое условный рефлекс, да? Это когда одиннадцать с половиной лет поповской жизни не проходят даром: рука сама дернулась вознестись и благословить главу смиренной насельницы, а язык чуть было на автомате не сказал: «Бог благословит!» Но вовремя вспомнил, что это просто такое монашеское приветствие.

— Что вы хотите? – продолжила вновь прибывшая, забирая инициативу у первой.

— Хотим сфотографировать храм.

— Нельзя, не благословляется.

— Почему, объясните?

Новенькая начинает слегка раздражаться, но продолжает улыбаться. Первая стоит и во все глаза смотрит на нас с подозрением, но тоже вежливо растягивая губы. Я настаиваю:

— Вы можете объяснить: почему? Вот вы подошли и запрещаете мне: вы вообще кто – можете представиться?

Новенькая нервничает:

— Нет!

— Почему?

— Не благословляется!

Мне становится весело, начинаю подначивать твердую в благословении исповедницу:

— Простите, ко мне подошла некто в черном, представляться не хочет, но фотографировать не дает, еще и объяснять не хочет – почему же? Что страшного — сфотать храм?

И тут я получил, наконец, ответ:

— Потому что это частная собственность! Это все принадлежит нам! Ну, монастырю! Мы вас принимаем, как паломников, вы пришли к нам в монастырь! У нас порядок есть – вон таблички: «Фотографировать запрещено»! Выйдите за ворота монастыря – там и фотографируйте!

Нам становится совсем весело.

— А то, что весь интернет заполнен фотографиями вашего монастыря – это нормально, только нам нельзя?

Тут защитница частной собственности находит новый аргумент:

— Они для себя фотографируют, а вы, небось, для СМИ! Написать что-нибудь такое хотите! А у нас надо на это брать благословение матушки – только так! А если хотите храм сфотографировать – вон, — показывает в противоположную сторону, явно радуясь найденному аргументу, — фотографируйте Александро-Невский собор!

— Стоп, — говорю, — вы уж определитесь: вообще нельзя фотографировать или все же собор можно? И если собор можно, то почему тут нельзя? Тут что – ядерный объект? Вы что-то скрываете?

Наконец, препираться обе стороны устали, но улыбаться продолжаем друг другу: мы им весело, они нам – с подозрением на теракт. Договорились, что мы позвоним пресс-секретарю и решим вопрос с разрешением на съемку.

Отошли мы в сторонку. Оглядываемся: первая сестра ушла, вторая идет за нами, сложив сурово ручки на груди, в любой момент готовая кинуться и грудью заслонить таинственную стройплощадку от моего коварного фотощелчка.

Я второй раз за день звоню пресс-секретарю монастыря. Когда та отвечает, ко мне быстро подходит сестра Немо и решительно протягивает руку к телефону:

— Вы звоните пресс-секретарю? Дайте телефон – я с ней поговорю!

— Вот еще, — не соглашаюсь, — я уж как-нибудь сам!

Пресс-секретарь тоже нервничает, сразу кидается в бой:

— Да, у нас фотографировать можно только по благословению! А вам зачем это надо? Вы ведь не просто так – вы, небось, хотите какую-нибудь бяку про монастырь написать!

— Тр-тр, спокойно, — пытаюсь утишить бурю в стакане, — с чего вы взяли, что бяку?

— А вот так кажется! Если бы вы хотели объективно все узнать и написать, то по-другому бы поступили! Вам понравится, если к вам в редакцию мы придем и начнем без спроса фотографировать?!

— Пардон, — говорю, — есть разница между монастырем и редакцией…

— Нет! Нормальные люди так не делают! Не приходят вечером и не требуют чего-то! Надо как положено: договариваться, чтобы получить комментарий монастыря и право на съемку! Вы, конечно, можете нас не слушать и сделать по-своему, но вот и будет ответ, что вы не хотите объективности, а только что-то нехорошее написать – ведь ради этого копаете, да?!

— Стоп-стоп, давайте притормозим насчет «бяк» и «нормальных людей», а то точно бяку напишу. Я вам и звоню, чтобы договориться и получить объяснения, а не нападаю.

Так, кое-как, вроде договорились, что мой запрос передадут настоятельнице. В смске я еще раз уточнил для пресс-секретаря название нашего ресурса: «независимый аналитический проект «Ахилла»». Что-то интуиция подсказывает, что не благословят меня комментарием…

Бяку мы все-таки сделали, даже целых две: сфотали объект и милую безымянную воительницу-неблагословительницу, барражирующую вокруг меня, пока я звоню пресс-секретарю, а потом я написал эту заметку. Без благословения.

P.S. Разговоры переданы близко к оригиналу, но возможны мелкие неточности. Сама же история рассказана не в качестве обличения или насмешки, а с добродушной иронией и любовью к тем, кто живет по благословению.