Исповедь Татьяны Лариной
28 сентября 2017 Ахилла
Еще одно анонимное свидетельство о «духовничестве» протоиерея Артемия Владимирова. Может быть, многочисленные почитательницы этого священника увидят в этой исповеди себя и поймут, что каждая из них просто очередная «татьяна ларина» для самовлюбленного гуру.
***
Каюсь, в свое время и я искренне восхищалась всеми проповедями отца Артемия без разбора, и смеялась над остротами, даже там, где смеяться неприлично. И просто своим присутствием и молчаливым одобрением вносила лепту в создание этой безумной, неоправданной ауры всеобщего почитания.
А началось все банально, как у многих. Меня просто заманили в капкан…
Посещая торговый центр, я впервые зашла в ближайший храм при монастыре. К тому времени я была прихожанкой другого храма, имела за спиной более пяти лет осознанной церковной жизни, не имеющей ничего общего с тем, что я получила в Красном Селе под видом духовного окормления.
Войдя в храм, я стала рассматривать мраморный иконостас. И вдруг ощутила прикосновение ладони к моему локтю. Мимо меня стремительно пролетел о. Артемий. Меня словно окатило ветерком, приятным запахом; слегка оглянувшись на меня, улыбаясь, он скрылся в алтарь.
В следующий раз мне опять случайно «повезло». Священник выходил из храма, в окружении женщин. И вдруг весело поздоровался со мной, как если бы мы уже были знакомы. В третий раз я пошла уже намеренно, на службу. Отчасти из-за любопытства. Увидев меня среди множества людей, вблизи места, где он исповедовал, о. Артемий будто подпрыгнул от радости, бросил кого-то у аналоя, вмиг оказался передо мной.
«Что-то мы никак с Вами не познакомимся. Подходите ближе… Да Вы просто тургеневская девушка! Кого же Вы мне напоминаете?» — щебетал он. Несколько шуток, переход на французский язык, который я слегка понимаю, и я уже очарована. Батюшка держал мои руки на своих ладонях. Сказал, что его руки тоже часто бывают прохладными, но не душа.
«Как же Вас зовут? Может, Елизавета? Нет? Может, Маша, как героиню из романа «Капитанская дочка»? Кстати, Вам бы очень подошло… Ах, Вас звать Татьяна! Ну, конечно, Татьяна. Ларина? Помните героиню из «Евгения Онегина»? Кстати, это любимый мой роман…»
Мурчал, не хочу ли я исповедаться у него и познакомиться поближе. Предложил прийти вечером и дождаться окончания службы. Я, конечно, пришла. Батюшка шутил и оправдывал все мои грехи:
«Ну, Вас же вынудили. Ну, мой хороший, Боженька Вас уже за всё простил. Вы как чистый ангел, летите!.. Вы чудо. Я подарю Вам иконочку. Вот…»
И заботливо поправил мне шарфик. Мы стояли в уголке наедине, в потемневшем храме. «О, ангел», — думала я, еле соображая от количества его слов, жестов, подаренного тепла. Резким движением он сжал мою руку и привел меня в чувство.
«Вы разве еще не читали мою книгу? Купите в следующий раз, а я поставлю автограф».
Я не поняла, зачем мне это нужно, но в следующий раз купила его книгу. В лавке мне предложили биографическую книгу, чему я очень обрадовалась, надеясь, что теперь получше узнаю своего героя, обещавшего мне услуги пастыря навечно, видимо, и после моей смерти.
Он поставил свой автограф на развороте, нарисовал какой-то куст и написал свой номер телефона. «Какое счастье, честь, какая ценность!» — прижимая книгу к груди, думала я: теперь у меня появился настоящий Духовный Отец, да еще и такой…
Адепты говорили, что нужно экономить батюшкино время и писать грехи списком, мол, батюшка прозорливый, сам спросит и скажет, если что ему откроется благодатью.
Я полагала по наивности, что меня это не касается, он же принял меня как духовную дочь. И вовсе не подозревала, что пастырь предлагает услуги духовного отца на каждом углу, как безвыигрышные лотерейные билеты, и что чадушек по всей стране и миру уже набралось несколько тысяч.
В один из дней написала на его номер свою первую смс. Батюшка стал иногда высылать мне поздравления с воскресными днями, свои стихи и сказочки ко сну. Я сознавала, что это невинная чепуха, но наслаждалась каждым словом, присланным специально для меня. В смс-ответах звучало: «Дружба. Чистота. Вера. Единомыслие…», как бы объясняя, за что мне такая честь.
Изначально на исповедях я вела себя, как привыкла до этого, и ожидания были соответственные. И поначалу он меня еще как-то слушал, хотя конкретики в ответах было мало, диалога как такового не было. Но благословения всегда выдавал щедро. Иногда благословлял приложением ладони ко лбу. Бывало, поворачивался со мной к иконе и кратко, но трепетно молился за меня. «Помни Того, Кто тебя своею кровью выкупил». А однажды сказал: «Я бы не хотел заслонить для Вас Христа». И я в трепете целовала руку, думая о том, какой же батюшка искренний и честный.
Поводок уже тогда стремительно затягивался на моей шее.
Одновременно с этим начались знаки внимания совсем иного рода, встречал меня пастырь, как мужчина, без стеснения оглядывал с ног до головы. И комплименты, как правило, читались в его глазах, хотя иногда он их произносил.
Порой он вовсе теснился ко мне с блаженным невинным видом, дотрагивался до моей ладошки, его рука как бы случайно болталась у моего бедра. Часто он прикасался к плечам, рукам, к спине тогда, когда что-то мне говорил. Его мимика, горячие выразительные взгляды, двусмысленные фразы сообщали о его «мужской» симпатии ко мне. Сначала во мне это вызывало нежность, расположение и жалость…
После я была в страшном замешательстве и ужасно переживала, пытаясь понять чувства пастыря и свои.
Попадать на прием к духовному отцу становилось все сложнее и сложнее. Приходя за исповедью и причастием, я могла уйти ни с чем. На исповеди выхватывались темы, например, блудных помыслов и сладкоречиво развивались, батюшка закатывал глаза в небеса и, жестикулируя, описывал мне ад и в каком ужасном состоянии греха я нахожусь. Напоминал об очищении через частую исповедь. Но он вполне мог быть и строг, и серьезен.
Со временем диссонанс только усиливался. Однажды, выслушав мои помыслы, которые явно пришлись ему по душе, томно заявил, как бы по секрету: «Вы знаете, батюшка тоже человек и также борется с грехом…» Порой шутил, что он рад меня видеть и не против сходить в кафе, или говорил, что собирается ко мне в гости.
Конечно, я осознавала, что мой духовный отец не интересуется моей душой, что мы совершенно незнакомые люди, несмотря на всю иллюзию. Но я находила оправдание всему. Иногда чувствовала себя за что-то наказанной и в крайней немилости. Даже когда о. Артемий был ласков, во всем сквозил внутренний холод, согреться можно было только собственной иллюзией. «Будьте солнышком», — радостно щебетал он.
Иногда, проносясь мимо, он по-дружески мог сказать: «С 6 утра на ногах, еле стою». Сердце сжималось, тогда я еще не знала объяснения такой занятости. Я отходила, чтобы не навязывать ему обсуждение своих проблем. «Прошу молитв», -однажды прозвучало от него. И я молилась, не один месяц, только бы с батюшкой ничего не произошло.
Срабатывали принятые от кого-то мысли, что спастись можно, просто находясь рядом с благодатным батюшкой.
Батюшка зацикливал все внимание на своей персоне, рассказывая повсеместно о себе. Поздравления и комплименты располагали отца Артемия к общению, и я получала ослепительные взгляды, какие-то театральные шутки, невинные фокусы с инвентарем на моих глазах, что отзывалось во мне радостью, а то и смехом, и недолго казалось, что все замечательно.
Как бы предчувствуя упадочное настроение, он произносил или писал фразы, типа: «Печаль вверяй Создателю, тучки разойдутся».
Пару раз буквально цитировал мне строки или излагал смысл своих новых стихотворений, и наталкивал на мысли, что очередное произведение относится ко мне. Мне хотелось разгадать, так ли это. Бывало, осматривая пронизывающим мужским взглядом, произносил ласковым голосом: «Ах, какой Вы милый! Какой послушный» (в мужском роде). «Вы у меня романтик. Вы проницательны…»
Мои подарки и скромные пожертвования принимались по-разному. Иногда вполне искреннее «спасибо». Или батюшка мог, шутя, ляпнуть: «Наверное, всю зарплату потратили». И выдавал пакет: «Это Вам для будущих пожертвований!» Но во мне эти шутки больно отзывались. Ведь к тому времени я уже знала, что батюшка содержит целый полк сомнительных дам без статуса, без реальной работы в монастыре и «без прописки».
Получается, одни дамы спонсируют его, и он ездит с ними на отдых, а других «мироносиц» спонсирует сам и также не прочь отдохнуть с этими «нимфами» (надевающими на него пальто и открывающими двери), за счет церковных старушек и честных тружеников тыла.
Смотрела, как о. Артемий очаровывает все новых женщин, мужчин. Со стороны эта игра чаще остается невидимой, потому что ведется она очень тонко. Что заставляет стремиться к власти над новыми душами и сердцами, вызывать нечистые эмоции, которыми он будто не может насытиться? Получив желаемое, он кого-то отдаляет, теряет интерес, но и никого не отталкивает.
Обычной была ситуация, когда в храме в небольшом количестве от столба к столбу вблизи солеи носились болезненные молодые женщины, томно смотрели и что-то чиркали на своих блокнотиках. Пытались перехватывать внимание о. Артемия даже во время службы.
Но, несмотря на свою же откровенно раздраженную реакцию на этих дам, отец Артемий не стремился ни в малой мере остановить эти страсти, процветавшие у него под носом. Зато проведя испытание их терпения, будто в награду останавливался, играя в переглядки, мимолетно вникал в очередную «любовную» записку.
Такие девушки тут же продолжают рисовать и теребить новые записки, краснеть, бледнеть, протирать запотевшие очки…
Некоторые женщины злобно гонялись за ним по храму и требовали что-то, что он обещал и не выполнил. Болезненные вздыхающие дамы пенсионного возраста, измученные тоской и ожиданием, как-то вознаграждались, получая на ночь благословение гуру и мелкие шуточки.
Детей он не любит, не любит и их родителей, томящихся с усталыми детьми на плечах, выдерживает их в очереди долго, чтобы часто не приходили. Ему нужны взрослые дееспособные работающие чада и лучше новые вдохновленные лица.
В некоторые дни эмоции и суета в толпе зашкаливали. Уже казалось, что во время службы происходит не общая молитва, а какой-то свальный грех. Одни носятся за пастырем, вторые показывают себя и свои права на внимание пастыря, третьи, как я, осуждают друг друга или батюшку.
Я поняла, что хочу уйти, что мне очень и очень плохо, но не могу. Я нормальная, здравомыслящая женщина, не обращающая внимания на заросших мужчин, вдвое старше меня, у меня интересная творческая работа, два образования, и какой-никакой вкус, но и я была очарована, а точнее, успешно зомбирована. И я не искала таких приключений на свою голову.
Я поняла, что ряды артемид пополняются намеренно. Я приуныла, и вовсе перестала ходить в храмы. Во втором храме мне было стыдно признаться, что я так привязана к о. Артемию.
Однажды я вернулась в красносельский храм, и он, раздвинув толпу, проникновенно обратился: «Татьяна, Ларина… А я думал о Вас, куда Вы пропали… Рад Вас видеть».
Он шутил, и как только я рассмеялась, то получила вместо духовного и душевного совсем не то, что ожидала. Батюшка распалился в желании убедить меня в переживаниях своего горячего сердца — заглядыванием в глаза, неторопливой беседой и манипуляциями с моими руками… После этого только расслышала: «Молодец, что храм не забываешь» (перешел на «ты», как бы демонстрируя дружественность, близость).
После он послал мне какое-то сообщение, чтобы закрепить мою радость.
Так я получила свою порцию аналогичной пастырской ласки еще пару раз. Но я была на грани срыва. Эти игры уже приносили только разочарование и обиду.
Я старалась говорить по делу, почувствовав, что меня слушают, я пыталась исповедать все. А после обсуждения тонкого интимного момента, явно веселясь и флиртуя, отец Артемий сказал мне: «Батюшка в Ваши годы, быть может, еще не то творил… Но Вы молодец! Растите!..»
Что после этого возможно? Быть духовным чадом? Предложить себя? Продолжить быть просто ожидающей рабой, исполняющей поручения и дары приносящей?
Сейчас я рада, что смогла сойти с этого адского корабля. Пытаюсь собрать разоренную душу.
Кто-то скажет, что все в глазах смотрящего.
Так вот, в основу взаимоотношений я сама заложила нафантазированный образ невинной чистоты отца Артемия, образ человека огромного сердца и почему-то ангельской израненной и уставшей души – образ, который идеально транслируется пастырем без сбоев.
Вижу, что виновата сама. Купилась бы я на такие, отчасти дешевые, уловки, если бы человек был без рясы? Разве позволила бы играть с собой, да еще в храме, если бы была устойчива и невинна? Скорее, нет.
Прочитав предыдущие статьи, я не могу не откликнуться. Как ни странно, тем самым я хочу прежде всего помочь себе — поставить жирную точку в этой истории.
Для иллюстрация использован рисунок со страницы прот. Артемия Владимирова
Читайте также:
